Дар берегини - Елизавета Дворецкая

Огненный шар все катился, ослепительно-белый, в синевато-зеленом ободке. Смотреть было больно, но страшно отвести глаза, будто именно взгляд удерживает его на расстоянии. Иногда он застывал, и в груди обрывалось – сейчас устремится сюда! – но он продолжал путь мимо.

Открытое пространство кончилось, перед шаром встала плотная стена деревьев и кустов. В небе громыхнуло – уже совсем близко, – и в то же миг клуб огня коснулся дуба.

Оглушительный треск. Ружана зажмурилась – и вовремя. Коснувшись ствола, огненный шар взорвался. Пламенный свет ринулся в лицо, залил огнем всю поляну.

Варяг за спиной Ружаны отшатнулся, увлекая ее за собой, и повалил наземь. Сжавшись, она прильнула к земле, ожидая, что вот сейчас жгучее пламя, залившее мир, охватит и ее. Это конец!

Но где-то в дальнем уголке охваченной ужасом души жило странное удовлетворение от того, что смертный миг она встречает в объятиях варяга. Словно боги послали его, чужака, чтобы унести ее из этой унылой жизни… Не худший конец, мельком успела подумать Ружана. Красивый…

⁂

Мгновения шли. Постепенно Ружана осознала, что лежит на влажной траве и ощущает эту прохладную влагу. Свежий воздух касался ее лица. Совсем не так, как касается пламя. Непохоже, чтобы она умерла.

Осторожно она приоткрыла глаза. Перед лицом ее была зеленая земля и голенастый стебелек «гусиной травки» с крошечным розовым цветочком. Чья-то сильная рука обнимала ее сзади и прижимала к теплому, крупному телу.

Наконец явилось понимание: ничего она не умерла. Перуново пламя ее не сожгло, она просто лежит на земле, на той же поляне, где видела огненный шар. Белый свет не сгорел. Ну, не весь.

Ружана осторожно пошевелилась. Варяг у нее за спиной пошевелился тоже. Тогда она решилась приподняться и беглым взглядом окинуть поляну. Огненного шара не было, ничего не сгорело. А думалось, что в том краю, где он сгинул, должен быть обугленный провал в Подземье… Но нет. Все как раньше – стволы, кусты…

– Мне поблазнилось? – хриплым голосом спросила Ружана. – Я видела шар из пламени палючего.

– Не поблазнилось, – ответил ей из-за спины знакомый низкий голос, тоже немного хриплый. – Взаправду было. Повезло нам. Покатился бы на нас – убил бы на месте.

Ружана обернулась. Варяг лежал на траве у нее за спиной, опираясь на локоть. Потрясение постепенно отходило, но страх перед тем, что могло с ней случиться, только усилился. Показалось невиданной удачей, что варяг оказался здесь. Будь она одна, беззащитная – огненный змей уж верно на нее бы кинулся! А при мужчине они к женщинам не приближаются.

– Это что… Перун послал? – спросила она робко.

– Ну а кто же? – Варяг улыбнулся. – Ты ж при народе над ним насмеялась. Он и показал, что может… кое-что поболее.

– Прости, боже! – Ружана возвела глаза к густо-серому, волнующемуся небу. Облака быстро волочило, ветер ощущался даже здесь, под деревьями. – Глупая я баба. Сама не знала, зачем сболтнула, чего хотела.

– Он не гневается, – уверенно сказал Свен. – Всякий рад свою силу показать. И Перун тоже.

Он смотрел ей в глаза, будто хотел достать до дна души, и снова все в ней вспыхнуло под этим взглядом. Вновь охватило ощущение его объятий, недавно пережитое. Все тело наполнилось теплом и трепетом, стеснило дыхание. Явись к ней и впрямь сам Перун – едва ли она могла сильнее ощущить его мужскую природу. В ней еще бурлили, сплетаясь, страх гибели радость избавления; невидимые ворота растворились и пропустили ее туда, где не властны поконы обыденной жизни. Она призвала бога грозы – и он пришел. Явился ей частным дождем, огненным змеем, удалым молодцем…

– Или это был мой Жар-цвет? – прошептала Ружана. – Такой огромный, какого не видал отроду никто?

– Может, и он, – варяг усмехнулся и мягко погладил ее по бедру. – Что же ты не поймала-то его?

– А ты… – Ружана посмотрела на его руку на своей сорочке, но тепло ее было так приятно, что она оставила ее где есть. – Ты же меня не пустил.

– Выходит, я свой Жар-цвет таки поймал? С Перуновой помощью? Теперь ты знаешь, – Свен подмигнул ей, – что он может?

От его взгляда, от тепла его ласкающей руки в Ружане, взбудораженной всем этим днем, весельем, борьбой, страхом и запахом влажной земли, что-то таяло и горячо растекалось в крови. Она сама себя чувствовала этой землей в последний час ее юности – ее жажду жить, сливаться с небом и плодоносить под дождем его любви. Пока не настала ночь бессилия…

– Еще нет… – прошептала Ружана, не отрывая взгляда от его глаз, словно кто-то другой говорил ее устами и призывал Перуна явить себя полнее.

Свен приподнялся, обнял ее и уложил снова на траву. Его губы жадно прильнули к ее губам; она ждала, что они окажутся жесткими, но они были удивительно мягкими и нежными. Изумленная и захваченная этим ощущением, она расслабилась, и жаркий цветок расцвел где-то в животе, разлился огнем по жилам. Трепет зыбких вод, наполнявший ее со вчерашнего дня, с первой встречи с ним, успокоился и слился в могучий поток влечения. Все исчезло: растаял образ старого мужа, ворчуньи Горяни, своей неудалой судьбы… Все ищут Жар-цвет в лесу, а он не там. Он вот где. И она поймала его и теперь не выпустит. Сам Перун пришел к ней, откликнулся на призыв.

И какой же еще образ Перуну было принять, как не молодого чужака-варяга, с золотым мечом-молнией у пояса?

…В тот самый миг, когда мощь Перуна выплеснулась до наивысшей точки, небеса отозвались по-своему – хлынул ливень. И какие бы тайны всемирья не открылись Ружане, ни о чем она не смогла бы сказать с большей уверенностью: теперь я знаю.

⁂

Из леса Свен и Ружана вышли по отдельности в разных местах; когда оба, не в одно время, насквозь мокрые, добрались до Малина, никому бы не пришло на ум, что между гостем из Киева и младшей князевой женой появилась связь. Дождь смыл все улики с одежды Ружаны, доставил оправдание следам зелени на сорочке – на мокрой траве, дескать, поскользнулась. Но никто ее не допрашивал. В таком же виде – промокшие, растерявшие приятелей, с помятыми дождем венками, – возвращались по домам все участники игрищ. Разочарованно смеялись: сошел с небес Перун-батюшка, хотел с нами погулять, да только поразогнал всех.

К ночи дождь поутих, но снова идти на берег было поздно, леса и луга промокли насквозь. Празднество продолжилось пиром в обчинах святилищ и беседе Малинской веси. А наутро Свен снова увидел Ружану: она вместе с Полепой принесла в гостевую избу хлеб, кашу, кое-что из недоеденных угощений вчерашнего пира.

При виде Ружаны Свен с трудом унял улыбку. Она держалась, как раньше, вежливо и спокойно, но по одному взгляду, украдкой на него брошенному, Свен понял: ему все это не приснилось. И борьба за Морану, и огненный шар, и то, что было потом… При мысли о вчерашнем бросало в жар и трепет. Когда он склонялся над ней в запахе влажной травы, когда цветы за ее очельем касались его лица, ему казалось, что он целует саму землю. Теперь цветы исчезли, на Ружане снова была будничная темная дерга, в какой возятся по хозяйству, но он знал: в этой женщине зиму и лето обитает сама Жива.