Дети Эдема - Джоуи Грасеффа

Оставшись одна, я поворачиваюсь к Ларк. Что-то не дает мне покоя.

– Ты вроде говорила, что должна сказать мне что-то. О чем речь? – Мой голос с трудом пробивается сквозь биомаску.

На лбу у нее, между золотистыми бровями, появляются и тут же разглаживаются две морщинки.

– Я… неважно. Ничего срочного. – Она ослепительно улыбается мне и похлопывает по плечу. – После скажу. Обещаю. Не тревожься. Я тоже буду за тобой присматривать.

– Это как следует понимать?

Какое-то мгновение она колеблется, сдерживает улыбку.

– Ну, как? Буду ждать тебя здесь, разумеется, помогу, если придется уходить этим путем. – Она прикасается к моему лицу, но из-за маски прикосновения не чувствуется.

Лэчлэн энергично машет мне рукой.

Я неловко погружаюсь следом за ним в ужасное месиво.

Устрашающая тьма тянет меня вниз, обволакивает липкими нечистотами, и хоть кожи моей они не касаются, и я знаю, что коснуться не могут, все равно остается ощущение облепившей тебя отравы.

А потом… потом – удивительная легкость. Чистая, омытая, я попадаю в кристально невесомый мир. Резервуар для водосброса огромен, но свет от настенных фонарей устремлен внутрь, и он создает иллюзию звездного неба. Этот заплыв, это чистое, ласкающее прохладой парение прогоняет, кажется, все тревоги. Хорошо бы можно было сбросить этот костюм-панцирь и ощутить воду кожей.

Я пытаюсь шевелить руками и ногами, но начинаю понимать, что мир этот – чужой. Выживаю я здесь, внизу, только благодаря технике. Что такое плавание, абстрактно я, конечно, понимаю. И ролики, изображающие плавающих людей, видела. Я определенным образом отталкиваюсь от воды ногами. Теоретически все это представляется разумным.

Первый гребок приводит к тому, что я начинаю кружиться на месте. Я лягаюсь, кувыркаюсь, стараюсь придать себе горизонтальное положение. В этом мне помогает Лэчлэн, он хватает меня и одной рукой надавливает на поясницу, другую просовывает под мышку. Я задерживаю дыхание, и меня тянет наверх. Лэчлэн не дает мне подняться, показывает правильные движения руками и ногами. Я стараюсь следовать его указаниям, но получается у меня нечто вроде комического подражания кролю, нечто, напоминающее подъем по странной, податливой, как резина, стене. И все же продвигаться вперед – пусть кое-как – удается, и мы приближаемся ко входу в какой-то тоннель.

Оказавшись внутри, я жмусь к стенам, отталкиваюсь от них. Это похоже на анимационное изображение неуклюжего галопа с отталкиванием всеми четырьмя конечностями, и, если забыть о цели нашего путешествия, то все это, наверное, выглядело бы весьма забавно.

При дыхании от очистителя воздуха, встроенного в маску, исходит легкий гул. Мы находимся под водой уже довольно долго. А что, если снаряжение выйдет из строя? Даже если представить себе, что я научусь плавать и сумею не втягивать воду носом, все равно свежему воздуху проникнуть сюда неоткуда.

Но вот в конце тоннеля начинает брезжить свет, и вскоре нас выносит наверх.

Вода здесь бежит мощным потоком, собираясь из всех источников в Центре, устремляясь вниз и вливаясь в центральную городскую систему. К счастью, для экскрементов выделен специальный отвод, отходящий от того места, через которое мы попали сюда. Ларк предупреждала, что снаружи течение будет таким сильным, что против него не проплыть. Но ночью, когда Центр обслуживают роботы, сливами почти никто не пользуется, и плыть, оказывается, все-таки можно.

Это хорошо – меньше вероятность с кем-нибудь столкнуться.

Тоннель сужается, распадается на рукава, но мы, как было велено, держимся главного направления и в какой-то момент попадаем в помещение, имеющее форму луковицы, с множеством тянущихся сюда труб. В центре – люк.

Внизу мы находимся уже слишком долго. Дышать приходится спертым воздухом, и я впадаю в странное гипнотическое состояние, при котором все вокруг словно пульсирует – то расширяется, то сокращается. Перед глазами пляшут огоньки. Где-то рядом течет вода, но это не та, другая вода. Ничего не понятно. Есть вода мутноватая, та, по которой я плыву (если те странные телодвижения, которые я проделываю, можно назвать плаванием), а параллельно ей – нет, над ней – другая вода, почище, попрозрачнее, и течет она иначе, кругами.

Все вокруг начинает расплываться, и теперь я вижу только эту, другую, воду. Свет отражается от нее под углом, и тени каких-то предметов словно разрезают поверхность воды. Предметы эти размером с мою ладонь, бесцветные, лишенные сколько-нибудь законченной формы, но тени их движутся настолько согласованно, что, скорее всего, управляет ими какая-то одна механическая сила. Я щурюсь в растерянности, стараясь яснее разглядеть происходящее. Где я? В своем ли уме?

Я тяну Лэчлэна за руку, отвлекая его от попыток открыть люк. Указываю на загадочные предметы, но он меня явно не понимает. Думает, я имею в виду люк, и поднимает палец: сейчас, мол, потерпи еще минуту. Он не видит того, что вижу я.

В конце концов он откидывает крышку люка, сверху внезапно обрушивается сноп света, и теперь все становится ясно. Предметы – это рыбы, они движутся единым косяком, и расцветка у них такая же причудливая, как на платьях у дам внутреннего круга, собравшихся на вечерний раут. Я вижу рыб всего лишь мгновение, они тут же исчезают, и остается один лишь стоящий у открытого люка Лэчлэн.

Да что это со мной происходит?

Ничего, на свежем воздухе все пройдет. Жду – не дождусь, когда можно будет выбросить этот чертов очиститель воздуха. Пока же приходится бороться за каждый вдох, и тяжесть в легких все нарастает и нарастает.

Но не успеваю я поднять голову над поверхностью, как Лэчлэн тянет меня назад и с трудом, преодолевая сопротивление воды, возвращает крышку люка на место. Он делает какие-то движения руками, и далеко не сразу моя голова, которая и без того идет кругом, улавливает их смысл: он показывает мне, что наверху кто-то есть. Выходить пока нельзя.

Но надо! С моим очистителем воздуха что-то не так. Я задыхаюсь. Сколько мы здесь – час? В голове все мешается. Я не отдаю себе отчета в происходящем. Знаю только одно: мне отчаянно не хватает воздуха, а эта штуковина перекрывает ему доступ. Я вцепляюсь в нее, сначала изо всех сил просто отчаянно тяну от себя, потом стараюсь просунуть пальцы между прилегающими один к другому слоями. Что-то мне смутно подсказывает, что этого делать ни в коем случае нельзя, но остановиться я не могу.

Лэчлэн старается вмешаться, но я отбиваюсь от него с такой яростью, будто он хочет утопить меня. Ощущение, по крайней мере, именно такое. Часть меркнущего сознания позволяет увидеть его безумные глаза, скрытые за такой же маской, как у меня, но вообще все, что не дает сорвать с лица эту удушающую пленку, воспринимается как враждебная сила.

В конце концов я ее все же срываю… ощущаю напор воды, и это приводит меня в чувство. Единственное, что я могу сообразить, так это то, что не надо стараться набрать в грудь много воздуха. Я открываю глаза и вижу расплывающееся перед ними лицо Лэчлэна в нескольких дюймах от меня. Он что-то делает… срывает маску. Приближается. Прижимается губами к моим губам.