Дети Эдема - Джоуи Грасеффа

– Что ж, такова жизнь, – философски замечает Ларк. – Особенно когда живешь кучно. Богачи, бедняки – вонь от испражнений у всех одинакова.

Лэчлэн в преддверии перехода на эту территорию выглядит так же спокойно, как стараюсь выглядеть и я, но сразу же, в своем обычном ироническом стиле, высказывает собственные соображения:

– Если все пойдет хорошо, можно надеяться, что за все время пребывания здесь мы вообще ни с кем не столкнемся. Но мой опыт подсказывает, что так получается редко. То есть обычно ситуация складывается не так, как хотелось бы. И в таком случае есть другая надежда: имея на руках пропуск отца Рауэн, мы можем – если не вглядываться слишком пристально – сойти за сотрудников Центра либо курьеров. – Он втягивает ноздрями воздух. – Но неужели ты хоть на минуту думаешь, что кто-то поверит нашей легенде, если в самом важном, самом охраняемом месте Эдема от нас будет нести нечистотами и все мы будем вымазаны в дерьме?

Ларк бросает на него презрительный взгляд.

– Смотрю, ты не слишком высокого мнения о моих организационных способностях? Ну да, конечно, мы, Крайние – всего лишь жалкие мягкотелые дилетанты. – Она нажимает какую-то невидимую кнопку в стене, и перед нами распахивается дверь. За ней обнаруживаются полные комплекты защитной одежды и одноразовые маски, прикрывающие все лицо.

Я смотрю на все это обмундирование с недоверием. Водонепроницаемым оно не кажется.

– Не волнуйся, костюмы сами подгоняются по размеру, а как наденешь их, автоматически включается биопредохранитель. Имеется еще и встроенный очиститель воздуха, рассчитанный как минимум на час работы. Так что обеспечена полная защита. По крайней мере, защита от того, что здесь плавает. А когда выберешься на ту сторону, можно все это скинуть и куда-нибудь выбросить.

– А если придется выбираться обратно этим же путем, не через главный вход? – спрашивает Лэчлэн.

– Там есть все то же самое. Такие костюмы везде имеются. Всякий раз, когда что-нибудь идет не так, засор случается или что еще, кому-то приходится лезть в эту жижу. В общем-то, система надежная, работает исправно. Просто человеческое достоинство в расчет не принимает. Раньше, до повышения, мой отец здесь работал. А потом решил: пусть кто-нибудь другой попробует.

– И мы что, окажемся прямо под Центром?

– Прямо внутри Центра, – поправляет его Ларк. – Там есть входной люк. Как-то отец устроил мне целую экскурсию по Эдему. Так что теперь я куда хочешь могу пройти, и никто не заметит – разве что запачкаться немного придется. Но большинство тоннелей не так уж и отвратительны.

– Жаль, что я только сейчас про все это узнаю`, – говорит Лэчлэн. – У нас есть своя система, проходы, оставшиеся с тех времен, когда Подполье было только-только сформировано, но о водоканале и коллекторах мы ничего не знали. Когда покончим со всем этим, покажешь нам карты?

– Конечно. Если уцелеем.

Я стараюсь делать вид, что не услышала ее последнего замечания, и говорю:

– Ты не идешь с нами.

– Но…

– Нет, – обрываем мы ее с Лэчлэном в один голос. – Ты свое дело сделала, – повторяю я. – И без того ради нас слишком многим рискнула.

– Нет, не слишком. Слишком много никогда не бывает. – Ларк пристально смотрит на меня. – Эш – мой друг. – Она поворачивается к Лэчлэну. – И Рауэн тоже. Нет, она больше, чем друг.

При этих словах Лэчлэн вскидывает брови, но на меня, к счастью, не смотрит. Мало мне всего остального, так я еще и заливаюсь краской во все лицо.

– У Рауэн пойти есть право, – говорит Лэчлэн. – Эш ее брат. А ты… ты просто посторонняя, можешь нас ненароком выдать, что-нибудь не так сделать, и сама пострадаешь… В общем, нечего тебе там делать. – Он замолкает, давая ей возможность осознать сказанное. В его глазах она – расходный материал. Если у него появилась возможность выручить кого-то, то это буду я, а не она. А она пусть сама о себе позаботится.

Ларк вздыхает, но видит, что возразить нечего. Она молча помогает нам надеть биокостюмы.

Я с отвращением смотрю на вонючую жижу.

– Ты уверена, что здесь можно плыть?

– Так мерзко – только на поверхности, – ухмыляется она, – ну, не больше, чем на четыре фута в глубину. А дальше – плыви себе, ничто не мешает.

Мне вдруг приходит в голову, что существует еще одно препятствие, о котором я раньше не задумывалась. Прежде я погружалась только в ванну – вот и все мое знакомство с водой.

– Я не умею плавать.

– А тебе, к счастью, и не нужно, – отзывается Лэчлэн. – То есть не нужно по-настоящему. Если не считать, конечно, что время от времени придется поднимать голову над поверхностью, чтобы набрать в легкие воздуха. От тебя только одно требуется – не паниковать. Но ведь на это-то ты способна?

Я вспоминаю, как в свое время на меня, забивая ноздри, рот, проникая в легкие, обрушился нанопесок. Что, плавание – нечто в том же роде? Плавание, может, и нет, однако, если тонешь, то – да.

Но, конечно же, я энергично киваю. Надеюсь, я не подведу Лэчлэна. Надеюсь, оба мы не подведем Эша.

– Если… если у меня ничего не получится, ты попробуешь и один справиться, не бросишь Эша? – Я прикусываю губу изо всех сил. Если меня – с моими линзами-имплантами, с моим особым тайным предназначением, не будет – какое ему дело до Эша?

Но я снова его недооцениваю. А впрочем, что я знаю о людях?

– Я не позволю, чтобы у тебя ничего не получилось, – говорит он, непринужденно подмигивая мне. – Ну а уж если что, брата твоего я вытащу… или погибну, спасая.

Он нарочно придает своим словам насмешливо-мелодраматическую интонацию, но я-то понимаю, что говорит он всерьез.

Ларк помогает нам облачиться в костюмы, и, еще не успев ступить в нечистоты, я чувствую, что задыхаюсь. Костюм сделан из какой-то биопленки, части которой бесшовно соединяются в местах схождения закодированных краев. Ощущение такое, будто тебя помещают в камеру смертника. Когда же за костюмом следует маска, я вообще едва не впадаю в панику. В тот момент, как я начинаю отчаянно хватать ртом воздух и стекла затуманиваются так, что вообще ничего не видно, Лэчлэн и Ларк одновременно хватают меня за руки, одна за одну, другой за другую, словно соревнуются, кто первый придет на выручку. Это соревнование хотя бы немного отвлекает, заставляя перестать думать о том, что еще мгновение – и этот костюм просто прикончит меня. Я прикрываю вентиль подачи воздуха, и это помогает: оказывается, внутри этой пластиковой тюрьмы кое-как дышать все-таки можно.

– Готова? – спрашивает Лэчлэн.

– Нет, – отвечаю, – совершенно не готова.

Думая, что я шучу, он смеется и ныряет головой прямо в вонючее болото, уверенный, что я последую за ним. А как иначе, думаю, когда все считают тебя такой отважной? Вот так храбрецы и действуют? Совершат один отважный поступок, а потом оказываются вынуждены всегда так поступать, чтобы не подмочить репутацию? В таком случае куда проще слыть трусом. Но труднее оставаться верной самой себе.