Самоцветные горы - Мария Семенова

– Чего надобно? – весьма нелюбезно обратился к нейкузнец.

Шаршава же сразу встал и повёл сегванку на своё место:

– Присядь, госпожа, нечего зря ноги трудить.

Она настолько не ждала от него подобного обращения, что далапод руку проводить себя до колоды, с которой он поднялся.

– Ты что, парень? – расхохотался Рахталик. –Ты что с ней, точно с кунсовой дочкой какой? Она ж выкупная!..

Тем самым был помянут сегванский обычай, хорошо известныйШаршаве. Если между разными племенами случайно доходило до смертоубийства, людиприлагали усилия, чтобы отвратить кровную месть. Дело достойное, да былатрудность: сегваны не признавали никакого выкупа за убитых. “Мы своих родичейне в кошелях носим!” – хвалился этот народ. И вот когда-то давно – небось, ещёпрежде Великой Ночи – кто-то умный первым придумал, как в дальнейшем избегатьновой крови, соблюдая в то же время суровый древний закон. Жизнь за жизнь? Нутак пусть виноватый род отдаёт обиженным человека.

Тут, по убеждению Шаршавы, всё было разумно и правильно, зряли его собственное племя придерживалось сходных порядков! Но если у венновуходил в чужой род сам невезучий отниматель жизни – и делался чьим-то сыномвместо погибшего, пытался, как умел, собой залатать прореху в семье, – тоу сегванов обычай успел измениться, и не в лучшую сторону. У них за грехинабедокурившего мужика отдувалась обычно девка. И не дочерью становилась вобиженном роду, а… даже не выговорить кем. Распоследней служанкой хуже всякойрабыни. Горохом в поле: кому не лень, каждый щипнёт. Безропотной суложьювсякого, кому взволится<Взвалится – придёт внезапное желание. > ей рубахузадрать… Может, отцы подобного непотребства считали, что буйные парни будутвести себя тише, зная, что за судьба в противном случае ждёт их сестру, ставшую“выкупной”? Может быть…

Шаршава ощутил, как от хохота кузнеца болезненно вздрогнуларука женщины, сегванка попыталась было отнять её, но венн не позволил: провёлхромоножку вперёд и усадил на колоду. Рахталик следил за ним со смешливымлюбопытством, не подозревая, что венн медленно свирепел. Медленно и оченьопасно.

Шаршава спросил, сохраняя внешнюю невозмутимость:

– Чем тебе помочь, госпожа?

У неё были сухие глаза наученной никому не показывать слёз,но набрякшие веки в один миг не расправишь. Она выговорила, запинаясь:

– Ты, добрый господин гость… мою кошку часом не виделли?

Рахталик снова захохотал:

– Да с мостков свалилась и потонула кошатина твоя, покаты мои штаны от дерьма отстирывала… водопряха<Водопряха – насмешливоепрозвище прачек. > несчастная!

Женщина тихо ответила:

– На острове она рыбу ловила в озерках, остававшихсяпосле отлива…

– Пойдём, госпожа, – сказал Шаршава. –Провожу тебя, а то больно тропка крутая.

Он имел в виду только то, что сказал, но сегванка посмотрелана него почти со страхом, а Рахталик понимающе провёл рукой по усам:

– Проводи, проводи её, парень, правда что ли, покажёнка с грудными сидит…

Вот тут Шаршава твёрдо решил, что нипочём больше не придёт вэту кузницу и ни под каким видом не возьмётся в ней за молот и клещи. Да ипросто слово молвить воздержится с обидчиком женщин, по ошибке именовавшимсякузнецом… А лучше всего – утром же вместе с девками отвяжет верную лодку. Онзабрал у женщины пустое, но всё равно увесистое корыто, выдолбленное изполовины осинового бревешка, и спросил:

– Как зовут тебя люди, госпожа?

Вместо неё ему ответил опять-таки Рахталик, не пропустившийвозможности отколоть удачную шутку:

– А ты не догадался, венн? Как же ещё, если неЭрминтар!.. Счастливы мы: есть у нас прекрасная Эрминтар!..

Женщина вздрогнула и всё-таки заплакала, и – Шаршава понял,что прозвучало её настоящее, матерью данное имя. Она переваливалась по-утиному,опираясь на свой костыль и на его руку. У неё было что-то не в порядке сногами, там, где они подходят к становым костям тела. Суставы не удерживались,вихляли. Шаршава знал: так бывает, если приключились тяжкие роды и дитяприходилось тянуть в Божий мир силой. Наверное, девочке дали имя прекраснейшейгероини сегванских сказаний, ещё не распознав несчастья. Или думали, что имяпоможет ей выздороветь… не помогло вот. Шаршава даже заподозрил, что неведомаяродня порешила отдать её как “выкупную” именно по причине увечья. И то правда.Не первой же девке в роду к чужим людям идти, на срам и бесчестье… Онпоразмыслил немного и сказал:

– Мы тут люди перехожие, госпожа… Скоро дальшеотправимся. Может, семье твоей сумеем весточку передать? Откуда ты, славная? И…кто отец дитятку, которое ты носишь? Может, он выручил бы тебя?

Эрминтар даже отшатнулась. Вскинула мокрые глаза, посмотрелана него с каким-то почти весёлым, отчаянным недоумением… и горше заплакала.

– Знать бы, кто тот отец!.. – разобрал потрясённыймолодой венн. – Да кто ж из них меня в кустах не валял…

Мать Щеглица учила Шаршаву: “С плеча, сынок, не руби… Неторопись сразу судить, тем паче о важном! Всегда прежде охолони, размысли какследует…” Отец с нею соглашался, однако потом, наедине, добавлял: “Но бывает итак, парень, что немедля надо решать. Да тотчас прямо и делать, что сердцеподскажет”. – “Как же отличить, батюшка?” – “А отличишь…”

– Вот что, госпожа моя, славная Эрминтар, – твёрдовыговорил Шаршава, и сердце в нём запело легко и победно. – Есть у меняодна сестрица названая, не наградишь ли честью, второй сестрицей назвавшись?Лодка у нас добрая, всем места хватит, и тебе, и дитятку твоему…

Сердце сердцем, а часть рассудка всё же приказывала помнитьо Заюшке с Оленюшкой и о том, что беззаконная сегванская деревня навряд лидобром отпустит подневольную хромоножку, с утра до вечера правшую<Правшую,прать – мять, давить, жать; особенно о старинном способе ручной стирки белья.Отсюда “прачка”, а также “попирать” – придавливать, угнетать, унижать. > иходежды вместо кичливых дочек и жён. А значит, придётся увозом увозить Эрминтар.То есть могут погнаться. Могут и догнать…

Но ведь не бросать же её тут?

Женщина вдруг решительно вытерла слёзы, и голос окреп.

– Да благословит Мать Родана чрево твоей женысыновьями, похожими на тебя, – сказала она. – Только… куда ж я свами? Догонят ведь… А у тебя и так жена, сестрица да дети малые. О них думай…

Вот тут Шаршава окончательно понял, что заберёт её с собойнепременно. Что бы ни говорила она сама – и что бы ни замышляла деревня сострова Парусного Ската… во главе с набольшим по прозвищу Хряпа.

– Это кого догонят? – сказал он уверенно. –Веннов в лесу?

А про себя подумал: появятся псиглавцы, тут лодку-то иотвяжем. С этакими гостями поди не вдруг пропажу заметят!