Час бультерьера - Михаил Зайцев

Поворачиваю направо, ковыляю к муравейнику. Обхожу вавилонскую башню мурашей, здесь, прямо за муравейником, буквально в шаге от копошащейся кучи я и залягу в засаде.

Местечко для засады я, само собой, выбрал и подготовил заранее, отдав предпочтение методу маскировки под названием «узура-гаку-рэ-но-дзютцу», что в вольном переводе с японского означает «искусство укрываться подобно маленькой перепелке».

Сотни лет назад ниндзя подметили, что птичка перепелка прячется, втискиваясь в небольшие неровности почвы. Сметливые ниндзя уловили суть метода и научились прятаться, заполняя естественные бреши и пустоты, научились таиться между тесно растущими деревьями, меж камней, скрываться в ямках, заполнять собой углубления. Метод перепелки творчески развивался, и ниндзя мало-помалу наловчились зарываться в землю, самостоятельно создавая требуемые пустоты. Ниндзя прятались под землей, как под водой, оставляя на поверхности лишь самый кончик фукия – духовой трубочки, оружия для плевка иглами, пригодной также, само собой разумеется, и для того, чтобы через нее дышать.

Дыхательно-плевательная полая трубка фукия лежала там, где я ее и оставил, – под горстью сухих дубовых листьев, в тридцати сантиметрах от муравейника. Лежала, обмотанная длинной и тонкой веревкой, плетенной из конского волоса, с грузилом на конце, гибким оружием ниндзя под названием «мусибинава». Как название сего оружия звучит по-корейски, Юлик мне говорил, вручая веревку с грузилом, но я запамятовал.

Орудуя единственной полноценной кистью, я перемотал веревку из гривы кобылиц с трубочки на ладонь. Мусибинава я намотал таким образом, чтоб удерживать мизинцем свободный конец веревки, а ребристое, не великих размеров грузило на конце мотка разместилось аккурат между большим и указательным пальцами. Закончив с мусибинава, я взял в зубы, как мундштук для сигареты, полую трубочку. Нижнюю часть моего лица прикрывает тонкая материя, но ткань тянется, и удерживать зубами трубку вполне удобно. В полости трубки особой рецептуры растительный клей удерживает острую металлическую иглу. Тупой конец иглы имеет некоторое утолщение, которое мешает доступу воздуха при использовании трубки в качестве дыхательной, однако необходимо для того, чтобы вытолкнуть иглу, когда придет пора использовать фукия в качестве пневматического оружия. Тысяча извинений за малоаппетитные подробности, но, когда придет время, я размочу слюной удерживающий иглу клей, и фактура ткани на губах не будет сей интимной процедуре особенно препятствовать.

Ну вот и все, пожалуй. Я в последний раз посмотрел на поле будущей брани глазами врага, я добавил последние детали к экипировке, мочевой пузырь и кишечник пусты, в желудке принятая накануне визита к Зое таблетка, которая притупляет чувство голода, дыхание само перестраивается на замедленный ритм, осталось слегка выдвинуть нижнюю челюсть, изменив прикус таким образом, чтобы трубочка фукия задралась кверху, на манер трубок ныряльщиков, закрыть глаза, и все, можно нырять в ямку с пеплом, подныривать под ювелирно сработанный поверхностный слой.

Ямку, схожую с неглубокой могилкой, под мои весьма стандартные габариты мы с Корейцем вырыли неделю тому назад. Хвала Будде, слой рыхлой почвы за холмистой границей поляны позволил вырыть достаточно глубокую ямочку. Вырытая земля уехала в багажнике «Волги» на ранчо Юлика, а с ранчо мы привезли аж два мешка с древесным пеплом. Оболтус Ким две ночи не спал, жег костры и собирал пепел, который и заполнил на две трети могильный объем. Последнюю треть займу я, пепел уплотнится, и все будет о’кей.

Над пеплом со вчерашнего дня лежит маскировочный слой, изготовленный опять же Кимом по моей указке и под моим бдительным надзором. Работой Кима я остался более чем доволен. Он склеил, листочек к листочку, веточку к веточке, травинку к травинке, этакое невесомое покрывало. Клеил особенным составом. Покрывало из лесного сора и сейчас-то фиг заметишь, а грядущей ночью оно вообще распадется на составляющие его элементы и полностью сольется с окружающей поверхностью. И комочки земли, приклеенные к листикам да палочкам, лягут прослойкой между мной и пеплом.

Да! Едва не позабыл! Ким, молоток, придумал пропитать отдельные веточки и травинки сахарной водой. Вот, вижу, муравьи уже нашли дорожку к лакомству. Я постараюсь забраться под сотканное Кимом «одеяло» и не потревожить караванные пути мурашей. А если и потревожу, так они не обидятся и не перестанут бегать за вкусненьким.

Последний раз гляжу в небо. Вечерние небеса чисты, как в первый день творения. И синоптики обещали сушь в ближайшие дни. Промокнуть в пепельной могиле я не очень боюсь, однако сушь более благоприятствует нашим с Корейцем планам.

Ложусь на землю, на живот, вытягиваюсь рядом с заполненной пеплом ямой, лежу параллельно ей, у самого края. Лежу и вижу муравейник, а за ним виднеется богатырь-дуб. Аккуратно засовываю руку под склеенное Кимом «одеяло», поддеваю маскировочное покрытие ногой, приподнимаю на сантиметр, пропихиваю под «одеяло» бедро. Закрываю глаза и медленно-медленно заползаю в пепел. Заползаю по краю так, чтобы не прессовать пепельное наполнение, закапываюсь в серой субстанции.

Ну вот я и в могилке. Пепел справа, слева, сверху, а над пеплом склеенный Кимом маскировочный шедевр. Меня не видно с поверхности, я исчез. Над землей остался торчать только самый кончик трубки, выступающий на миллиметры буквально...

В американском полнометражном мультике про ветхозаветного Моисея сорокалетние странствия евреев по пустыне ужаты до четырех минут. Вот и я рискну, попробую описать ночевку в могиле, уложившись в два нижеследуюших абзаца.

Из всех сигнальных систем организма функционировал лишь слух, зато более чем на сотню процентов. Пепел мешал слушать, и я вынужденно напрягал слуховой нерв, повторяя про себя предназначенную для этой цели мантру, компенсировал с помощью эзотерических приемов искусственного происхождения тугоухость.

Я находился в состоянии не сна, не бодрствования. Я оцепенел, как пресмыкающееся на льду. Я весь превратился в ожидание...

...Я услышал ИХ утром. Расслышал характерное пение утренних птиц, гимн пернатых восходящему солнцу, и услыхал ИХ.

ОНИ двигались со стороны оврага, а вовсе не с дороги в пятистах шагах от дуба и от меня. Я воскресил в голове крупномасштабную карту местности. Скорее всего ОНИ добрались на колесах до заброшенного хуторка в семи километрах с той стороны, откуда ОНИ двигаются. Доехали, сошли и чешут через лес, ориентируясь по компасу.

ОНИ круче, чем мы с Юликом подозревали. ОНИ раздобыли аэрофотосъемку картографов конкретно этого района области и, вооружившись лупой, нашли приметную березку с раздвоенным стволом. ОНИ страхуются круче, чем мы. ОНИ заходят с тыла.

Я услыхал лай, расслышал тихий окрик. Лай прекратился. ОНИ взяли с собой собаку, значит, не исключают вариантик, при котором их противник Бультерьер устроит засаду возле дуба.

Собака гавкнула шагах в пяти-шести от моей лежки. Человек, урезонивший ее тихим окриком, двигается точно на меня, он уже шагах в трех-четырех. ОНИ передвигаются по лесу умело, со знанием дела, ИХ можно услышать только тогда, когда бегство уже исключается.