Ведьмин день - Эдуард Веркин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Надевай! – приказал он.
Я взяла пояс. Жук показал, как его надо закрепить.
– Теперь самострел. – Жук протянул мне оружие. – Ты сейчас его возьмёшь и больше мне не возвращай… Даже если я буду просить… Предохранитель здесь. Прицел чуть сбит, поэтому надо целиться влево на пол-ладони. Бьёт уверенно на сто метров. В мешке… В мешке сама посмотришь, что там. Возьми одну гранату. Другую я оставлю… Да, оставлю.
– Ты чего это?
– Слушай меня!
Жук взял себе гранату.
– Я знаю, чем можно его убить, – сказал он. – Откуда-то знаю…
– Чем? – спросила я.
– Его можно убить…
Жук замолчал. Лицо его скривилось от боли, я заметила, как Они зашевелились под кожей. Будто волны под рубашкой заходили.
– Его можно убить… – снова попробовал сказать Жук, но пятна не давали ему говорить.
Жук извивался, рычал, пытаясь остановить Их, но не мог. Одно из Них выползло из-под воротника рубашки и стало обхватывать шею. Я сделала шаг назад.
– Беги! – заорал Жук. – Беги!
Я стала пятиться.
Пятно сползло из рукава и стало медленно перемещаться на стену.
– Это есть в мешке… – шептал Жук. – То, что может его убить… Это есть в мешке… Беги!
Я побежала.
Я бежала, размазывая слёзы и спотыкаясь, поворачивая направо, поворачивая налево. Потом в спину ударил горячий воздух, бумкнуло, уши сдавило волной, стены вздрогнули, по коридору прошла пыль. Лампа над моей головой разбилась и осыпала меня мелким стеклом.
«Ф-1». Разлёт осколков…»
– Интересно, чем его можно убить? – спросил Корзун. – Эй, новенький, чем его можно убить?
Новенький не ответил, лишь пожал плечами.
– Не забегай вперёд, – сказал Борев. – А то потом неинтересно будет.
– Владыкина из третьего отряда положили в изолятор, – сообщил Малина.
– Чего? – встрепенулся Корзун.
– Говорят, корь.
Корзун скрипнул зубами.
– Ага, корь! Два дня назад пацаны решили отсюда соскочить и пошли прямо, через лес. Тут тридцать километров и железная дорога. У них компас был. Шли они по лесу, шли, наверное, полпути уже прошли, и вдруг раз – из-за деревьев выскакивают мужики. С автоматами и в ОЗК. Куда, говорят, вы идёте, пацаны, тут никуда пройти нельзя, потому что карантин – на железной дороге состав перевернулся со фтором. Этих пацанов в грузовик закинули и назад привезли. А потом у всех в лагере компасы отобрали. А родителям говорят, что мы ушли в поход и вне зоны досягаемости…
– А что такое ОЗК? – спросил Корзун.
– ОЗК, дурило, – это общевойсковой защитный костюм, – пояснил Малина. – От радиации, газов и микробов разных.
– Решили сбежать? – пожал плечами Борев. – Ну и придурки. Я бы никогда отсюда не сбежал.
– Почему это? – Корзун повернулся к Бореву.
– Потому что тут начинается самое главное. Правильно, что у них компасы отобрали, а то бы в лесу все позаблужались бы. Все бы разбегаться стали. А я говорю – тут всё самое интересное начинается.
– Как это главное? – допытывался Корзун. – Что это интересное?
– Увидишь, – загадочно ответил Борев.
Вмешался Малина.
– А я вспомнил, – сказал он. – Я однажды на чердаке журнал нашёл, там вот тоже такое было.
– Какое такое? – Корзун развернулся уже к Малине.
Малина загадочно улыбался.
– Там всё так и описано, – стал рассказывать он. – Земной спутник был захвачен инопланетянами, и все, кто смотрел передачу со спутника, сами превратились в инопланетян и поубивали всех вокруг. Всех в подвале центра управления. И с ними никак нельзя было справиться, разве что бомбу сбросить. Потому что каждый, кто видел этих существ, сам сразу же становился инопланетянином.
– На нас тоже сбросят бомбу, – сказал Корзун. – Хотя почему? Я лично никаких инопланетян не видел…
– И тогда, – продолжал Малина, – перед тем как сбросить бомбу, решили, что надо послать в подвал одного чувака. Он был слепой от рождения, но у него было отличное чувство пространства и он очень хорошо слышал. Его вооружили автоматом, и он должен был перебить их на слух. Этот чувак спустился в подвал и перестрелял всех, кроме одного. А последний пришелец включил запись, какой-то набор звуков. Слепой выстрелил на щелчок тумблера и убил последнего. А эти звуки всё раздавались и раздавались, и вдруг слепой почувствовал жуткий холод на правой руке, а потом на груди, а потом он вдруг почувствовал, что его руки начинают превращаться в когтистые лапы. Эти звуки превращали его в инопланетянина. Слепой понял, что если он станет инопланетянином, то на весь город придётся сбросить бомбу. Тогда он засунул ствол автомата себе в рот и застрелился. И перед тем, как застрелиться, он первый раз в жизни увидел мир своими глазами. Глазами инопланетянина.
– И к чему ты всё это рассказал? – спросил Корзун. – При чём тут мы?
– При том, что звуки и слова – они тоже могут изменять людей. Вот мы слушаем этот рассказ уже который день и сами постепенно изменяемся, превращаемся…
– Ни в кого я не превращаюсь! – злобно сказал Корзун.
– Ну-ну, – хмыкнул Борев. – Все так думают…
– Это только кажется, что ты не изменяешься, – объяснял Малина. – А на самом деле ты изменяешься очень быстро. Вот ты, Корзун, прислушайся к себе.
Корзун замолчал и стал прислушиваться к себе. Он прислушивался довольно долго, и вдруг Борев понял, что Корзун вовсе не прислушивается к себе, а молится.
– Корзун, ты что делаешь? – спросил Борев.
– Отстань.
– Народ, слушайте, Корзун молится! – крикнул Борев.
– Болваны, – тоже крикнул Корзун. – Надо прекратить читать эту чёрную тетрадь! Надо завязывать! А то у нас крыша совсем спрыгнет. Мы тут друг друга поубиваем просто…
– Поздно, Корзун, поздно, – хихикал Борев. – Процесс уже пошёл… Скоро ты покроешься сизыми пятнами…
Корзун отвернулся к стене палатки. Борев перестал смеяться и решил по обыкновению посмотреть в окно. Церковь светлела в наступающих сумерках, и от этих сумерек чудилось, что церковь не белая, а розовая. И ещё что-то произошло с вечерним светом, и Бореву показалось, что чернота стала сползать с куполов и растекаться по розовой извёстке.
– Кстати, видели, сегодня физрук в помойке крыс жёг? – сказал Малина. – Целую кучу крыс.
– Видели, – кивнул Борев. – И правильно делал. Давайте лучше слушать историю. Новенький, сколько там у тебя ещё осталось?
– Скоро кончится, – сказал новенький.
Чёрная тетрадь была уже приготовлена. Она лежала у новенького на груди и ждала своего часа.