Девушка, змей, шип - Мелисса Башардауст

Сорэйя зачарованно слушала, наконец поняв секрет, которым дивы пытались поделиться с ней после званого ужина, кивая и улыбаясь ей при встрече. Шахмар думал, что правит дивами, считал их инструментами в достижении собственных замыслов и цели. На самом же деле дивы использовали его.

– А вот тобой дивы очень интересуются, – продолжила Насу, вновь привлекая внимание Сорэйи.

– Потому что я предала свой народ? – с трудом выговорила Сорэйя.

– Я была на званом ужине, – возразила Насу, покачав головой. – Я видела, как ты вошла в толпу дивов и позволила отрывать кусочки себя. Даже те, кого там не было, уже прослышали о случившемся. Это было… восхитительно. Той ночью ты отдалась нам.

Насу сделала шаг навстречу Сорэйе и поднесла руку к основанию ее шеи.

– В тебе нарастает нечто… тревожное, нечто неугомонное. Нам всем крайне любопытно посмотреть, чем же оно обернется, когда наконец-то вырвется наружу.

Сорэйя опустила глаза на руку Насу, которую она держала рядом с ней. Ей приходилось бороться с собой, чтобы не отпрянуть. Однако дивы хотели, чтобы человек полностью отдавался им. Сорэйя ощущала это не только во время званого ужина, но и в лесу с пэри́к. Еще один секрет, который был недоступен Азэду. Дивами нельзя было править. Им были доступны лишь две концепции: покорение и разрушение. Сорэйя спросила себя, по какому из этих двух путей в итоге пройдет Азэд. Тут в голове у нее родилась мысль, и она вскинула голову, посмотрев в глаза Насу. Раз теперь дивы испытывали большую симпатию к ней, нежели к нему, возможно, она сможет использовать это в своих интересах?

– Согласятся ли дивы помочь мне? Согласятся ли пойти против него? – спросила она взволнованно.

Стоило этим словам слететь с ее губ, как она тут же пожалела о них. Что, если Насу расскажет Азэду, что Сорэйя строит против него козни? Его последняя угроза все еще отчетливо звучала у нее в голове.

Однако Насу не была шокирована или ошеломлена ее вопросом. Она лишь покачала головой, нахмурив брови в замешательстве и опустив руку.

– Он все еще полезен для нас. С чего бы нам идти против него? С чего тебе идти против него? Он ведь хочет, чтобы ты правила вместе с ним. Разве не так? Разве не за этим мы везем тебя во дворец?

– Если я откажу ему, он убьет моих родных.

– Тогда не отказывай. В качестве его супруги ты сможешь куда лучше защищать дорогих тебе людей. Мне выбор представляется очевидным. Ты можешь быть узницей, которой остается лишь наблюдать за тем, как он творит, что ему вздумается. А можешь стоять с ним, имея власть влиять на принимаемые им решения. Возможно, он и тебе мог бы оказаться полезным.

Сорэйя ничего не ответила. Этот совет охладил ее пыл: в нем была доля правды. К тому же она понимала, что у нее может не быть другого выбора. В этот момент второй див вернулся с лошадьми, и Сорэйя забралась обратно в паланкин, держа в руках корзинку с нетронутыми хлебом и мясом, врученными ей Насу.

Больше они уже не останавливались до самого Гольваара.

Сорэйя задернула занавески, спасаясь от солнца. Но когда жар дня спал, она отодвинула одну из них и увидела приближающуюся городскую стену. За ней по центру возвышалась громада Гольваара.

Сорэйя не знала, что испытывает, вернувшись в Гольваар. Однако, увидев город, она вспомнила крики, и внутри у нее все так и скрутило от чувства вины. «Я все исправлю», – пообещала она кричащим от ужаса в голове голосам. Однако она по-прежнему не представляла, как этого добиться. А чем больше проходило времени, тем громче голос Насу звучал в ее голове.

Она оставила занавеску открытой, желая посмотреть, какие изменения произошли в городе с приходом Азэда к власти. Сорэйя надеялась, что разрушения были не слишком серьезными. Однако по мере продвижения по городу ощущение вины лишь усилилось.

Когда она шла по этим улицам в последний раз, она ощущала изобилие возможностей. Мир казался невероятно широким и открытым, и она была уверена, что в нем найдется место и для нее. Но теперь… теперь улицы были завалены обломками. Это были останки ущерба, причиненного в день свадьбы. Некоторые дома обуглились, наполовину сгоревшие, с дырами в стенах и крышах. Они напомнили Сорэйе то, как выглядели восковые фигуры за мгновение до того, как обрушиться и потерять какую-либо форму. Воздух был насыщен пылью и пеплом. Сорэйе пришлось прикрыть нос и рот, чтобы не закашляться.

Но помимо всего этого на улицах встречались и люди. Азэд обещал Сорушу, что если тот склонит пред ним колени, то городские жители смогут вернуться к своей повседневной жизни. Не то чтобы он соврал. Горожане могли ходить везде, где им заблагорассудится. Магазины были по-прежнему открыты, а продавцы торговали в своих лавках. Однако Сорэйя подметила, что люди передвигались быстро, пригнув головы, не желая привлекать внимания патрулировавших улицы дивов, выполнявших обязанности городских стражников. Лица их были бледны. В глазах тех немногих, кто все же поднимал глаза, чтобы посмотреть, кого это несут в паланкине с царскими почестями, читался испуг. Правда, при виде Сорэйи он сменялся гневом. Вряд ли они узнавали Сорэйю, ведь немногим доводилось встречаться с загадочной принцессой. Однако им было достаточно того, что перед ними был человек, с которым дивы обращались, будто с царицей. Одного этого было достаточно: они тут же распознавали в ней предателя.

Сорэйе хотелось закрыть занавеску, однако она не могла заставить себя это сделать. Ей надо было увидеть все своими глазами. Она заслужила их презрение, к тому же ей было необходимо напомнить себе, почему Азэду нельзя было позволить победить.

В центре города Сорэйя подняла глаза вверх. Над ними нависала громада Гольваара. Сорэйя пожалела, что не может оказаться на крыше в одиночестве. Было ли всему этому предначертано случиться? Даже если бы Азэд не объявился, если бы она не заговорила с Парвуанэ. Даже не случись всего этого, она бы все равно достигла предела своего терпения и однажды сорвалась бы на своих родных? «Да», – услышала она исходящий из глубин сознания голос. Она бы не смогла вести подобный образ жизни вечно, не понимая, почему и зачем так было необходимо. Она бы все равно начала ломиться через прутья своей клетки, и ее отчаяние все равно нашло бы выход. Той девушки на крыше больше не существовало. Сорэйя много раз думала о том, как бы ей хотелось, чтобы все сложилось иначе. Чтобы она приняла иные решения. Но все же она понимала, что та девушка, которой она была раньше, никогда не смогла бы любить свою семью или народ так, как она любила их сейчас. В ней было слишком много яда, слишком много страха, не позволявшего ей испытывать эмоции.

Врата Гольваара распахнулись, и Сорэйя с облегчением увидела, что дворцовые сады не претерпели изменений. И все же воспоминания о криках нахлынули на нее с новой силой. Перед ней лежали невидимые тела павших солдат.

«Они никогда тебя не простят», – услышала она внутренний голос. Однако Сорэйя вернулась сюда не за прощением. Это она была виновата в произошедшем, и теперь ей предстояло приложить все свои силы, чтобы попытаться это исправить.