Годы и войны - Александр Горбатов

Саперам дано было приказание в первый день форсирования реки построить два свайных моста и четыре пешеходных мостика; места для них были выбраны такие, которые не будут наблюдаться противником, если мы удержимся на плацдарме. Командиры дивизий получили указания захватывать как можно больший плацдарм в первый день, пока противник не успел подвести резервы, и захваченное без промедления закреплять. Мы сказали также комдивам, чтобы они не боялись за свои фланги: мы будем их оберегать огнем с восточного берега.

С рассветом после артналета мы начали наступление и захватили плацдарм в шесть километров по фронту и три километра в глубину. Было взято 46 пленных, 14 орудий, 10 минометов, 18 пулеметов.

Ночные действия успеха в первые сутки нам не принесли.

26 октября, возобновил наступление, мы расширили и углубили плацдарм на один километр, захватили еще пленных, орудия, минометы. Контратаки мы отбили, но потери несли не меньшие, чем в первый день, при форсировании.

27, 28 и 29-го мы уже не наступали, а только отбивали атаки противника, поддержанные танками и авиацией. Его артиллерия каждый день выпускала три-четыре тысячи снарядов и мин по захваченному нами плацдарму. За эти три дня мы во время своих контратак захватили еще 28 пленных, 11 орудий, 7 минометов, 33 пулемета. В эти дни потерь у нас было меньше, а вражескими трупами было усеяно все поле перед плацдармом. Удержав плацдарм размером семь на четыре километра, мы закрепились на достигнутых рубежах.

Я доложил комфронтом, что армия перешла к обороне. Он сказал:

— Хорошо, что удержали плацдарм. Мы видим, что армия не может сейчас действовать активно, но не давайте противнику разгадать это. Заставьте его думать, что вы готовитесь продолжать наступление, а в это время накапливайте боеприпасы. Продумайте план поведения своих войск.

Ни совещание в наш штаб собрались мои заместители, начальники родов войск и служб и командиры корпусов. Были выслушаны доклады начальников отделов разведывательного (Туманяна), оперативного (Владимирского) и начальника тыла армии. Было решено: временно перейти на всем фронте нашей армии к обороне и готовиться к наступлению; четыре дивизии оставить в обороне, а три вывести во второй эшелон.

Чтобы приковать внимание противника к северному участку и создать у него впечатление, что мы не отказались от расширения плацдарма и наступления с него, мы выработали план дезинформации, которым предусматривались дополнительная пристрелка целей перед северным плацдармом, установка макетов орудий, скрытое движение поиск на юг и немаскированное на север, к плацдарму. Мы организовали костры за правым флангом в лесу на глубине пять — десять километров, временами шум моторов, имитирующий подход танков. Инженерным войскам приказано было строить и укреплять мосты ко всем плацдармам, подвозить запасной строевой лес.

План мы начали осуществлять со следующего же дня. Противник нервничал: усиленно освещал передний край но ночам, производил мощные артналеты по ложным орудиям, но районам, где подымался дым от костров и где был слышен шум моторов, и ежедневно расходовал на это от двух до трех тысяч снарядов на протяжении десяти — двенадцати суток. Было видно, что он придал большое значение нашим мероприятиям. Потом противник, вероятно, понял наш обман — он перестал реагировать на наши выдумки. Но мы на большое и не рассчитывали.

Однажды мне доложили, что перед нашим самым маленьким плацдармом у села Рудня противник сосредоточивает силы. Мои помощники делали вывод — противник хочет прогнать нас с плацдарма, но, судя по сосредоточиваемым там силам, возможно, затевает и что-то более серьезное. Чтобы выяснить истинное положение, я выехал туда на наблюдательный пункт. Мне доложили, что два вечера отмечался подход подразделений из глубины к селу Рудня, примерно по два батальона каждый вечер, за тридцать — двадцать минут до наступления темноты; место, где видны были колонны противника, находится от нас километрах в трех, и всякий раз наблюдать их удавалось пять — семь минут. Доложили еще, что противник ведет в эти дни пристрелку по плацдарму и по нашему берегу орудиями разных калибров до тяжелых включительно.

Мне все стало ясно: если бы противник имел намерение ликвидировать наш плацдарм, а тем более если бы замышлял более крупную операцию, он не стал бы показывать свои батальоны перед наступлением темноты, а использовал бы темноту для передвижения частей, обеспечивая себе внезапность удара. Более вероятно, что немцы уводят часть сил с этого участка и хотят создать обратное впечатление. Возможно, они перебрасывают подкрепление на участок юго-западнее Гомеля, к Речице, где наши войска уже месяц ведут упорные, но безрезультатные наступательные бои. Я приказал всем дивизиям, стоящим в обороне, усилить наблюдение днем, внимательно прислушиваться ночью и обо всем замеченном доносить, уделяя особое внимание не тому, что противник показывает, а тому, что он скрывает. Командующему артиллерией дал указание — с временных позиций орудиями разных калибров произвести пристрелку реперов против нашего южного плацдарма, записав данные пристрелки и температуру, имея в виду, что они могут нам пригодиться, когда на эти позиции будут поставлены целые дивизионы.

Комфронтом при очередном разговоре мне сообщил: — Пленные, захваченные у Речицы, принадлежат 36-й немецкой дивизии, снятой с вашего фронта. Нужно сделать новую попытку расширить один из ваших плацдармов, чтобы не допускать дальнейшего снятия сил, находящихся против вас. Подумайте, где это лучше сделать, и доложите мне завтра.

Мы не могли не верить командующему; действительно, было много случаев, когда противник в трудные моменты снимал целые дивизии с более спокойных участков; но бывало и так, что он снимал один полк или даже один батальон и перебрасывал их далеко от их дивизии, остающейся на прежнем участке.

Хотя нашей разведке пленного захватить не удалось, напрашивался вывод, что обстановка больше, чем прежде, благоприятна для наших активных действий. Решено было не только расширить один из плацдармов, по и перейти в решительное наступление всей армией в целях выхода на Днепр. В тот же день я вызвал по ВЧ командующего фронтом и доложил ему:

— Вы обещали выслушать нашу комбинацию и помочь ее осуществлению, если она заслуживает внимания. Так вот, во-первых, мы просим полосу, прирезанную нам от пятидесятой армии, вернуть обратно соседу, с тем что бы он, сменяя наши войска, ввел на плацдарм за рекой Проня две дивизии. Я полагаю, что ввод соседом войск на плацдарм будет замечен противником, который может принять это как усиление наших войск в целях активных действий именно на том участке. Тем временем мы незаметно для немцев выведем с плацдарма наши дивизии. Во-вторых, все силы нашей армии мы сосредоточим у нашего южного плацдарма и начнем там активные действия, но не в целях его расширения, а для перехода в решительное наступление, чтобы выйти к Днепру в полосе армии. По выходе к Днепру прикроемся справа частью сил, а всеми остальными поведем наступление на Довск для захвата этого узла шоссейных дорог и отрежем пути отхода на север гомельской группировке противника. Если нам удастся захватить Довск, противник будет вынужден оставить район Гомеля имеете с городом. Конечно, при выполнении этого варианта мы рассчитываем и на то, что вы прикажете активно действовать нашим соседям — пятидесятой армии левым флангом с переданного ей нами плацдарма, а шестьдесят третьей армии — правым флангом, Я не был бы удивлен, если бы командующий фронтом плохо подумал о нас в этот момент, сопоставляя факты: месяц тому назад Горбатов просил прирезать полосу, теперь просит забрать ее обратно. От него требуют расширить один из плацдармов, а он решает наступать всеми силами на Днепр, да еще сделать решительную попытку отрезать пути отхода гомельской группировке.