Каждому своё 2 - Сергей Тармашев

– Скважина в лифте. С тех пор как мы добрались сюда, сейчас впервые можно сказать, что шансы на выживание перестали быть призрачными.

Месяц спустя

Безжалостно стегающий скафандр потоками черного снега буран прекратился внезапно, но Овечкин еще несколько секунд не покидал укрытия. За прошедшие недели он так и не привык к тому, что ураганные ветра в забитой радиоактивной пылью атмосфере начинаются и заканчиваются внезапно. Сегодня сорок восьмой день после катастрофы, теперь все отсчитывают время от нее, и это действительно удобнее. Потому что по старому стилю сейчас середина октября, полдень, но вокруг темно, как ночью, постоянные снегопады, сплошь состоящие из радиоактивных осадков, и почти минус сорок. А внутри бункера вообще нет деления на день и ночь, потому что системы жизнеобеспечения работают круглосуточно, и все рабочие графики выстроены вокруг этого. После отмены дней недели и введения сменного режима по схеме «смена через три», люди стали быстро забывать старую систему счисления времени. Антон и сам уже не помнил, какой сегодня день. Вроде пятнадцатое октября… или шестнадцатое… теперь уже неважно. Даже хронографы скафандров перепрограммированы на новый стиль, и электронный циферблат четко показывает, что сейчас восемнадцатые сутки второго месяца, девять часов тридцать три минуты Первой смены, до окончания рабочего периода осталось два с половиной часа. И это плохо, потому что оставшегося времени ему не хватит, чтобы сделать все так, как он планировал. Долбаные бураны случаются слишком часто, и на их пережидание уходит слишком много времени!

– Перекличка! – прорычал в эфире Порфирьев. – Личному составу доложить о состоянии в порядке очередности!

В эфире зазвучали женские голоса малознакомых Антону строителей, и он прислушался. Вроде буран прошел без эксцессов. Иногда поток мелких камней попадает в котлован, и кому-нибудь может достаться, если человек находился не в кабине техники.

– Тех в норме! – очередь дошла до Владимира.

Молодому технику присвоили позывной «Тех». Выдачей позывных у Брилёва занимался Абрек, говорят, это занятие его очень веселит и радует. Судя по генерируемым им позывным, это, во-первых, действительно так, а во-вторых, он брутальный болван, утративший всякие рамки по причине смешения избытка тестостерона и вседозволенности. Но спорить с Абреком не рисковал никто. За такое можно запросто оказаться избитым, а если ты не ценный специалист, то и убитым. Людей, к которым Абрек относился уважительно, можно было пересчитать по пальцам. Брилёв и его инженерная команда не в счет, от них зависит жизнь всего Центра, это небожители, к которым без разрешения того же Абрека и подойти-то нельзя. А кроме них кровожадный отморозок уважал своих подельников, у которых являлся лидером и которые всегда и во всем были с ним заодно; Снегирёву, потому что единственный на пять тысяч человек врач был неприкосновенным существом, которого уважали все без исключения, равно как и без выбора; и Порфирьева. Причем Антон даже затруднялся определить, что послужило большей причиной для этого уважения: тот факт, что капитан-амбал-нацик-мизантроп был еще большим отморозком, или тот, что все они носили одинаковые фотохромные комбинезоны спецназа. Однозначно одно: одинаковое снаряжение, одинаковое человеконенавистничество и одинаково зашкаливающий до отметки «Мега-ЧСВ» тестостерон их всех очень роднят. А еще Порфирьев оказался в прошлом каким-то там чемпионом каких-то там спецназовских турниров на тему уничтожения людей, и вся вооруженная хунта Брилёва брала у него уроки убийства гражданского населения, потому что больше в бункере уничтожать некого.

– Саныч в норме! – голос Александра пробился через всплеск помех.

Пожарного Абрек назначил «Санычем», потому что тот оказался Александром Александровичем. И хотя никто ни разу не назвал его ни Санычем, ни даже Сан Санычем, Абрека это не остановило. На такие мелочи, как желание самого носителя позывного ему было вообще плевать. Хотя нет, неправда. Абрек с удовольствием следил за соблюдением установленных правил радиообмена и с удовольствием наказывал за их нарушение. Согласно регламенту, после пожарного была очередь Овечкина, и он, скрыв тяжелый вздох, доложил:

– Овен в норме!

Когда ему впервые огласили его позывной, Антон возмутился и потребовал прекратить издевательства. На что Абрек заявил, что если ему не нравится «Овен», так будет «Бараном», один хрен и то, и другое – одно и то же, это раз, и точно отражает уровень мозгов Овечкина – это два. Антон пытался жаловаться Брилёву, но тот даже не пожелал выслушать его, когда помощник доложил ему суть проблемы. Поначалу Антон твердо решил игнорировать издевательства и дважды проигнорировал позывной «Овен», и всю смену называл себя в эфире «Овечкин». Но после того, как за нарушение правил радиообмена Абрек оштрафовал его на пятьдесят процентов пищевого довольствия, он был вынужден подчиниться диктату силы. Весь оставшийся месяц они с Диларой сидели на продовольственных нормах, предназначенных для безработных, и жена едва не запилила его насмерть. Давид проходил тяжелый курс лечения и нуждался в усиленном питании, и Дилара упрекала Антона в эгоистичном эгоцентризме чуть ли не каждую минуту. Взывать к ее разуму оказалось бесполезно. Она не хотела слышать ни о том, что эгоцентризм и есть крайняя форма эгоизма и потому эгоистичным быть не может, ибо тавтология, ни о том, что он был возмущен несправедливостью и пытался отстаивать свои законные права. Потому что не признает самоуправство военной хунты, отменившей Конституцию и заменившей все прочие законы на свое Положение об Особом Положении.

– Ты только вслушайся в это! – Антон с жаром пытался апеллировать к ее здравому смыслу: – Положение о Положении! Это же бред! Они все там полные идиоты! Возомнили себя цезарями!

– Это ты идиот! – Дилара была готова наброситься на него чуть ли не с кулаками. – Причем тощий! У них власть! Они решают, кто будет жить лучше, кто хуже, а кто не будет вообще! Почему ты так ничему и не научился?!! Мы спаслись из абсолютно безвыходной ситуации! «Смоленка» была забита людьми! Все погибли, а мы нет! Мы добрались сюда, и теперь мы в безопасности! Ты – Инженер Экспедиционного Корпуса, ценный специалист, у тебя двойные нормы обеспечения! Привилегии, которых нет у девяноста пяти процентов населения Центра! Это дурацкое ПОП, заменившее нам законы, на твоей стороне! Чем ты недоволен?!! Какой-то ерундой! Позывной не понравился?! И из-за этого твой больной ребенок должен голодать?! Ты точно овен, блин!!!

– До окончания месяца осталось всего семь дней, – не сдавался Антон. – На новый месяц штраф не распространяется! За это время Давида не выпишут из медотсека! Его там хорошо кормят!

– Ты хоть читал этот ПОП, которым так возмущен?! – взвилась Дилара. – Он ребенок! Иждивенец! Он обеспечивается по самой низкой норме! Потому что у нас перенаселение, и рожать детей запрещено до особого разрешения! А если кто родит, то будет обеспечивать ребенка сам, как хочет! Центр не даст на это даже хлебной крошки! Более того, отцу ребенка запрещено оказывать помощь родившей наперекор запрету! Если он будет уличен в такой помощи, его продовольственная норма будет урезана вдвое, а сам он может быть наказан вплоть до увольнения! НО! На тех, у кого уже есть дети, эти ограничения не распространяются, если только они не заведут новых до снятия запрета. Для таких, как мы, введены специальные иждивенческие нормы! Они положены ребенку. Это меньше всех, но ребенку хватит, все равно родители будут делить с ним свою норму! Но если ребенок госпитализирован, он попадает в статус больного! Больные обслуживаются по нормам, установленным Снегирёвой! Она как-то там рассчитала, сколько чего нужно больному, чтобы он выздоравливал, и Брилёв не стал с ней спорить! Он сделал по-другому! Разница в обеспечении больного ложится больному же в кредит! После выздоровления кредит нужно отрабатывать, а если работы нет, то тебя переводят на ту самую иждивенческую норму, самую маленькую, которая даже меньше, чем норма безработного! И ты сидишь на ней до тех пор, пока кредит не закроется! И отказаться от лечения нельзя! За распространение инфекций и тому подобное запросто могут вышвырнуть на поверхность без скафандра, потому что это приравнивается к попытке покушения на жизнь всего населения бункера! Каждый обязан следить за своим здоровьем! Но речь сейчас не об этом, а о том, что детям не положено кредитов, потому что они дети и не могут зарабатывать! Поэтому их кредит автоматически списывается с матери! С матери, Антон, ты меня слышишь?! Излишки, которыми кормят Давида, пока он болен, вычитают с меня! Но пока у тебя была двойная норма, этого не ощущалось! А теперь ощущается! Я есть хочу! Мне мало двух приемов пищи в сутки! Мы не в спецпалатке пытаемся не умереть от интоксикации посреди радиоактивной свалки! Почему я должна терпеть лишения из-за твоего эгоистического гонора и эгоцентричных сентенций?!