Обещание - Дэймон Гэлгут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она действительно намеревалась спуститься и приготовить себе ужин, но к тому времени, как покончила с уборкой, на дворе уже ночь, и аппетит у нее пропал. Детством своим накушалась, сыта, спасибо. Комнату, где ты росла, тебе никогда не покинуть, вот Амор и обитает тут уже сорок четыре года. Она принимает душ, надевает пижаму и ложится на кровать. Ум шурует вовсю, как мотор, и она не думает, что сможет уснуть.
Помнишь свои детские ежевечерние ритуалы, когда тебе надо было мысленно потрогать то и это, прежде чем можно будет сомкнуть глаза? Столько тревоги в тебе было, теперь куда лучше. Она пробует это сейчас, тянется умом к определенному кирпичу в ограде вокруг сада, к заветной точке на подоконнике, к той самой плитке, одной из всех, какими вымощен дворик… но нужды в этом больше нет, и неожиданно она засыпает.
Пробуждается рывком, температура тела запредельная, она вся в поту, как будто ее лихорадит. Ночь жаркая, но сама она еще жарче, внутренняя топка раскочегарилась не на шутку. Она сбрасывает простыню и идет к окну глотнуть воздуха. Сухая молния озаряет горизонт, странные складки земли, словно дна морского, выхвачены на секунду из темноты и снова в нее погружаются. Несколько минут, и она остыла, но спать уже не хочется.
Зажигает свет и садится за письменный стол. Она очистила его полностью, если не считать одной стопки страниц, которую она сейчас медленно пододвигает к себе. Роман Антона, ясное дело. Часто упоминавшийся, но так, что представлялось скорее абстрактное состояние, чем деятельность. Но вот он, не в один год толщиной. Не сам же собой написался.
Верхняя страница пустая. Название появится в последнюю очередь. Чуть ли не слышит, как брат произносит эти слова в своей сухой, ироничной манере. Переворачивает страницу. Часть первая, значится на следующей. Весна. Аарон был молод, и вырос он на ферме поблизости от Претории…
Начинает читать, и слова входят в нее, проделывая далекий путь из его сознания в мое, через временной промежуток, и вот она не в комнате уже, она внутри фраз, переходящих одна в другую наподобие череды туннелей, соединенных под разными углами. Куда они заведут, эти туннели? Аарон молод, он обитает на ферме поблизости от Претории, похожей на нашу ферму. Он сильный и счастливый юноша, полный надежд, обещаний и честолюбивых замыслов. Нет сомнений, что его ждут большие дела. На него заглядываются многие, но любит он одну-единственную, эта красавица живет в городе неподалеку.
Первая часть – всего страниц восемьдесят. Это добротное, хорошо написанное вступление, правда, чуточку сентиментальное. Есть лишь смутные намеки на нечто темное и подспудное, медленно начинающее набирать силу. Антону/Аарону кажется, что у него в семье есть недруг, кто-то против него интригует, но угроза так и остается неопределенной… Тетя-скупердяйка? Или сестра-обманщица? Кто-то из старых слуг, чья верность сомнительна? Не важно, потому что ничего, по сути, не происходит, только земля набухает бутонами и расцветает, и то же самое делает тело Аарона, поистине весна бушует повсюду.
Лишь во второй части, озаглавленной «Зима», Аарон узнаёт, почем фунт лиха. Он убивает человека, женщину, случайным выстрелом, и трагедия делает его беглецом, не от закона, а от себя самого. Он прячется в безымянных джунглях, возможно, где-то в Центральной Африке, среди влажной жары, буйной растительности и губительной гнили, физической и нравственной. Обо всем этом повествуется торопливо и яростно, на немногих страницах. Но тут-то как раз, когда жизни нашего таинственного героя полагалось бы набрать вес и обрести силу, роман начинает спотыкаться, письмо становится неуверенным и шатким. Он совершает ужасные поступки, и ужасные поступки совершаются с ним. Он молодой человек на пороге взрослой жизни, но всё, что он обещал, все надежды, какие подавал, всё это растрачивается в проклятой борьбе за существование. И другая беда в том, что, как жизнь Аарона рушится, так рушится и повествование, имена и подробности меняются от абзаца к абзацу, куски текста то лихорадочно вымараны, то второпях переписаны безошибочно узнаваемой рукой Антона, юной и дряхлой в одно и то же время, почерком и детским, и старческим.
Автор кое-где перебивает себя, вставляя надписи на полях. Это семейная сага или роман о сельской жизни? гласит одна. И другая: Погода безразлична к истории! И еще: Это комедия или трагедия? Эти вставки, эти надписи берут над текстом верх, и очень скоро никакого повествования не остается, одна лишь грубая схема того, о чем предполагается написать. Часть третья должна называться «Осень», и в ней Аарон возвращается на ферму. Там он проходит через разные испытания, враждебные силы стремятся его низвергнуть, но в итоге он восторжествует, об этом часть четвертая, где царствует Лето. Отрезки жизни героя, разделенные промежутками примерно в десять лет, должны высветить его путь к полному развитию – от обещания через поражение к возврату и зрелости, синхронно с временами года.
План таков, но от завершения книга очень далека. После нескольких цельных страниц во второй части фразы начинают рассыпаться, вместо связного текста пошли фрагменты, отдельные замечания, малопонятные высказывания. Заметки, обращенные к самому себе. Она выхватывает некоторые из них наобум. Южноафриканцы не воспринимают иронию… Невозможно в этой стране представлять кого-либо, кроме себя, и даже в этом случае… В сердцевине каждой южноафриканской истории находится Беглец… Смерть колдунам![54]/Истребить всех скотов!..[55]
Она доходит до последней страницы. Под заметками, отдельно от них, что-то вроде вердикта. Ну какой смысл? Вот что написано смешными бледными буковками, в которых рука Антона все еще узнаётся. Может быть, тот самый момент, когда книга окончательно сдулась. Или сдулось еще что-то. Как бы то ни было, последнее его обращение к ней. В жизни он по большей части обращался не к ней, а куда-то мимо, кроме, пожалуй, одного-двух разговоров, и даже тогда они не могли прийти к согласию. Потому-то она и здесь. Запомни это, Амор.
Она аккуратно складывает страницы, возвращает их на место. Вот вам и грандиозный проект. Резвое начало, а затем полная потеря хода. Но даже последними бормотаниями голос брата говорит с Амор, сообщает ей об Антоне то, чего он не сказал бы ей лично. В чем-то из этого она видит жизнь его, преображенную сновидением. То, что