Плащ и галстук - Харитон Байконурович Мамбурин

хочется гадать, что там сейчас. Или что будет. Хорошо, что камеры не работают.

Беру парня на руки и уношу.

Конвикская смотрит, высунувшись из комнаты Янлинь. Я иду медленно и осторожно, стараясь не наступать на участки пола, вымазанные моей слизью, уж больно скользкое оно. По требованию предательницы даже делаю пируэт с парнем на руках, демонстрируя свою голую жопу. Мол, никакой бомбы не прикреплено. Она бдительна, она настороже, но я демонстрирую кристально чистые намерения. Более того, зайдя в комнату, отпускаю Васю, чуть подталкивая его в спину и отступая назад. На пацане легкая майка и шорты, он не вызывает никакого подозрения.

— Смотри-ка, — нервно усмехается напряженная Оксана, толкая китаянку к кровати с винчестерами, — Забирай! Валите! И не высовывайтесь!

Через секунду её рука лежит на покрытой огнем голове пионера.

Губы Янлинь дрожат, но она сноровисто сгребает накопители с кровати. Ободряюще киваю ей, а затем, взяв за плечико, вытягиваю из комнаты.

Мы возвращаемся.

— Вероника, держи её! — передаю ошеломленную главу нашей полностью обосравшейся безопасности не менее ошеломленной психиатрессе, проморгавшей предателей, — Не позволяй открыть спальню.

— Что?! — приходит в себя китаянка, — Бабушка?!! Где она?!! Бабуш…

— Тихо, — серьезно говорит ей Кладышева, зажимая начавшей паниковать «чистой» рот, — Всё у твоей бабушки… нормально. Наверное. Во всяком случае — хуже не будет.

Скрип и вой динамиков интеркома. Едва узнаваемый женский голос диктует несколько цифр и букв. Тишина.

Приседаю на корточки у едва-едва открытой двери, закуриваю. Внутри — вялое придурковатое торжество. Наконец-то никто вокруг не понимает, что происходит! Да, это очень хорошее ощущение. Чувствуешь-таки контроль над ситуацией. Нет, никакого контроля нет. Я на самом деле банально отдал подзащитного враждебным дятлам. Они сейчас вполне могут его забрать и всё такое. Наверное. Если я ошибся, если не поверил своим инстинктам и выводам.

Попутно завидую призракам. Вот они, все шестеро, висят над полом спокойные, как давно умерший мамонт. Им на самом деле насрать, что происходит, потому что управляющий ситуацией человек не подвергает их излишнему риску. А тот появился, как только я упомянул про энергетические способности. Интересно, почему их не заставляют работать под угрозой гибели? Или, быть может, заставляют?

Шум открывающегося лифта. Невнятные голоса. Не разобрать, о чем они там. Но это не важно. Через несколько секунд тон голоса Лазутина меняется, становясь натужным.

Пора.

Тушу окурок о шикарный ковер Сюин-старшей. Старая вредная бабка. Нашла, когда качать права. Пролюбила нападение, отлежалась, а потом восстала в самый ненужный момент. Вот тебе. Надеюсь, вы там с Салиновским не выдержите, напомнит он тебе, бабушка, что нельзя злить мужиков, находящихся в стрессовом состоянии. А уж если совсем повезет, родите Янлинь дядю. Или тетю.

— Не это ищите? — спрашиваю, выйдя в коридор и демонстрируя вытянутую правую руку, целиком покрытую слоями слизи. На ладони у меня лежит легко узнаваемый по очертаниям предмет — маяк для вызова телепортатора. Точно такой же был у одного американца в Китае… впрочем, эта история случилась сто лет назад.

Двое подростков, занятых до моего появления переворачиванием трупов, валяющихся на подмороженной слизи, замирают. Лазутин один, а вот Васю за руку держит Конвикская, что, в общем-то, верно. Её способность куда менее летальна, чем два жутких луча из глаз.

— Ах ты ссу…, — делает вперед шаг Лазутин, прищуриваясь.

— Но-но! — поднимаю я руку на уровень глаз, — Остынь! Я хочу вам это просто отдать!

— П*здишь! — рычит парень, делая шаг вперед. Он готов сжечь меня.

— Просто! Отдать! — с нажимом говорю я, — Вы же это ищете? Забирайте и валите нахер!

— Брось его нам! — хватает напарника за плечо Конвикская, не отпускающая руку пионера, которому, определенно, очень холодно ходить по замороженной слизи. Вася не удерживает равновесие, но девушка легко держит его на весу.

— Не могу, — отвечаю я, — Оно в липкой слизи! Смотрите! Только не стреляйте!

Я медленно и осторожно прижимаю слизневой сверток к стене, а затем, слегка нажимая, протаскиваю по ней. Кокон держится, не покидая ладонь.

— Ты можешь заморозить его и разломить, — предлагаю я девушке, — Не знал, что это такое, решил обезопасить. Услышал вашу возню, понял, что вам оно надо. Забирайте и валите нахер!

— Я ему не верю! — цедит Лазутин, не спуская с меня взгляда.

— Да хоть обосрись, — неспешно поворачиваюсь голый я вокруг своей оси, — Чем я вам, энергетикам е*аным, наврежу?

Почти минуту молчим, меряя друг друга взглядами. Первой не выдерживает Оксана, она вздрагивает, дергается, её глаза испуганно округляются.

— Он нас заразил! — вскрикивает она, — Страхами!!

— Сами виноваты, — парирую я, не позволяя Лазутину среагировать, — Должны были знать, что эта способность пассивная. Так что делать будем? Я готов просто отдать вам эту… херню.

— Я возьму, — шипит «солдатик» напарнице, — Ты стой.

— Ты дурак? — кривится та, — Её охладить надо и разломить. Чем ты охладишь?

— Тогда вместе, — тут же переобувается предатель номер один, — Я с него глаз не сведу. Виктор! Иди сюда!

Мы сближаемся очень медленно, я с правой рукой, вытянутой вперед, и двое солдат «Стигмы», ведущих с собой ребенка, от которого, вполне возможно, зависит будущее всего человечества. Парень не сводит с меня своего невероятно опасного взгляда, а вот Оксана уже сосредоточена больше на коконе и на детской руке, которую она крепко сжимает.

— Просто охлади, — говорю я расслабленно, — Только меня не обморозь.

И она охлаждает, очень аккуратно. Лазутин не сводит с меня ненавидящего взгляда, он прищурен, собран, готов реагировать. Только человек всегда остается человеком. Легкий хруст замерзшей слизи, разломанный пополам кокон и пораженный выдох Конвикской заставляют его буквально на долю секунды стрельнуть зрачками вниз, на интересующий субъект. Мне большего и не нужно. Лишь этот краткий промежуток времени, за который я успеваю сделать нечто, совершенно не укладывающееся в забитые до безусловного автоматизма солдатские рефлексы.

Я легонько, почти играючи лягаю правой ногой, попадая Васе в грудь и отшвыривая ребенка к стене… и почти в это же время из моей груди бьют две толстые белые молнии, буквально взрывающие