Ричард Длинные Руки - эрцпринц - Гай Юлий Орловский

В зале радостно заорали примолкнувшие было в недоумении при словах насчет больше любви и меньше сражений, пошел звон кубков, чаш и даже кружек, все с шумом садились, началось привычное хвастовство подвигами и мерянье титулами, а я наклонился к уху герцога и шепнул:

— Я отлучусь ненадолго.

Его супруга, Киринда Кнайтлинская, сказала с улыбочкой с другой стороны:

— Обязательно возвращайтесь, дорогой принц!.. Наши женщины просто без ума от вас. И все хотят познакомиться поближе. Посмотрите вон на ту, в золотистом платье с пышными рукавами…

— Мишеллу Ансель? — спросил я.

Она довольно заулыбалась.

— Вижу, заметили… Красивая, настойчивая, из хорошей семьи. А вон Марго Генер, умная и блистательная, но и такая женственная, что даже я умиляюсь. Правда, она вроде бы замужем, но что-то я ее мужа ни разу не видела…

Я ответил изысканно:

— Ваша светлость, не до лядей пока что. Армия — еще та женщина, тоже требует внимания и ласки.

Ее супруг коротко усмехнулся, он и за обеденным столом сидит как за штабным, где расстелена карта.

— Дорогая, — сказал он с мягким укором, — успех у женщин имеет только тот, кто может без них обойтись.

Расточая улыбки и улыбочки, я выбрался из-за стола, что-то слишком много времени провожу за ним, а ведь в замке еще столько таких же никчемных дел, которыми тоже не стоит заниматься…

В соседнем зале смеха и громких голосов больше, здесь те, кто уже ушел из-за стола, там можно поговорить только с соседом справа или слева, а здесь ходи по залу и выбирай для общения, флирта или ссоры.

Ко мне сразу стали поворачиваться, поздравлять, я улыбался и старался не вступать в разговоры, а сам пробирался к выходу.

Дальше холл и распахнутые в приятный вечерний полумрак двери. У выхода я заметил леди Гизеллу, одну из подруг хозяйки, хотя та ее и не назвала, — сейчас любуется небом, где начинают загораться первые звезды, сильная и решительная женщина с умным волевым лицом, твердым взглядом.

Да, все мужчины толпятся возле Марго Генер, что играет в восхитительную дурочку с широко распахнутыми глазами и приоткрытым в изумлении ртом, однако Богу Богову, а кесарю кесарево: леди Гизелла вполне довольна собой, а в мужском внимании, похоже, и не нуждается, что для меня самое то, когда можно показать себя всем как нормального самца, что не прочь, и в то же время не влезать в эти дурацкие игры.

Проходя мимо, я учтиво поклонился.

— Леди Гизелла… щас придумаю, какую бы банальность сморозить, которую вам говорят чаще всего… Ну-ка, ну-ка… ага, ах, как дивно смотрится на вас это платье!

Она иронически взглянула меня.

— Верно, это говорят чаще всего. Но вы сказали потому, что и сами ничего умнее придумать не могли?

— Умнее? — ужаснулся я. — Комплимент должен быть глуп и лжив, иначе какой он комплимент? Или скажем мягче, комплимент должен быть правдивее правды.

Она повторила в задумчивости:

— Правдивее правды… интересная формулировка.

— А как иначе? — спросил я. — Человек, который говорит то, что думает, — конченый человек; а человек, который думает то, что говорит, — законченный идиот.

В ее глазах появился слабый интерес.

— Вы странный человек… О вас идут самые разные слухи… А ну, дайте-ка мне свою руку…

— Что руку! — воскликнул я с готовностью. — Могу и сердце!.. Вот так, прям на ладони.

Голос ее стал отстраненным, она смотрела на меня, но мне казалось, что становлюсь прозрачным, а она рассматривает узоры на стене за моей спиной.

— Вы странный человек, — повторила она словно в забытьи, — да, странный… и у вас… Господи, что это?

Она попыталась отдернуть руку, но вместо этого вцепилась в мою кисть еще крепче. Глаза расширились в ужасе, а щеки начали быстро бледнеть.

— У вас… где у вас душа? — проговорила она с трудом. — Почему вместо нее… тьма?.. Что… как это вы… Нет-нет, это невозможно!.. У вас тьма, только тьма, ничего, кроме тьмы… Какая бездна тьмы… Туда падать вечность… Это Тьма!

Она пошатнулась, я с трудом сам высвободил свою ладонь, а ее подхватил, галантно обняв и отведя в сад к скамейке, увитой гирляндами цветов.

Там усадив, сам отодвинулся на целый ярд, чтобы не ужаснулась, увидев меня рядом. Она дико посмотрела в мою сторону, снова вздрогнула, на щеки начал возвращаться слабый румянец.

— Что… что было со мной?

— Солнечный удар, — сказал я с сочувствием. — Или звездный? Вы едва не потеряли сознание.

В ее глазах снова появился ужас.

— Нет, — прошептала она, — сознание я не теряла… Я видела настоящую Тьму, и теперь это видение будет преследовать меня всю жизнь. Кто вы, сэр Ричард? Вы не посланник Тьмы, вы сама Тьма!..

— Вы преувеличиваете, — ответил я негромко и косясь по сторонам, — какая там Тьма, до нее еще не дорос. Так, полумрак… приятный, знаете ли, полумрак, как бы начало сползания во тьму, но разве не все мы блуждаем в полумраке и вовсе не стремимся выйти на свет, даже когда нас к нему подталкивают?

— Нет, — прошептала она. — вы… Тьма. Вы забрали мою душу, я чувствую на ее месте щемящую пустоту… Верните мне ее! Зачем вам душа маленькой женщины?

— Леди Гизелла, — запротестовал я, — вы не правы, зачем мне ваша душа? Вот до ваших прелестей, которые угадываю под этими рюшечками и фижмочками, я бы не прочь добраться и хотя бы помять их в жадных ладонях…

Она покачала головой, услышав только «вы не правы», полузакрыла глаза, а я сказал тихонько:

— Отдыхайте… а я пойду, наверное, к священнику.

Она полузакрыла глаза, я тихо встал и пошел прочь, ну что за слон, куда ни влезу, там и сломаю, какого хрена вздумал говорить любезности? Мало ли что умею, мое ли это дело? Другое дело, какую-то пользу извлек бы, а то и не политик вроде…

За спиной послышались шаги, человек точно не крадется в ночи, а вот еще один, уже двое идут следом, затем я услышал строгий голос:

— Зигфрид, пароли менять трижды в сутки! С каждой сменой. Перед покоями будь осторожен в особенности.

Я остановился, развернулся к обоим.

— Норберт, ты совсем уж держимордишь. Зачем такие ненужные строгости?

Он взглянул на меня остро.

— Ненужные? Мы в чужом краю, ваше высочество! А сейчас еще вы решили заночевать в чужом замке.

— Тут те же березы, — ответил я, — что и в Варт Генце, Армландии, и даже Сен-Мари. А про муравьев вообще молчу…

Из темноты неслышно вышел Альбрехт, он и обронил тихонько, словно бы размышлял вслух:

— А почему бы не объявить все земли, где живут муравьи, которым так покровительствует сэр Ричард, зоной наших интересов? С постепенным включением в гм… ну, не империю, а как бы вот мягше…