Ведьма и инквизитор - Нерея Риеско

— Бог мой, — прошептал Саласар. — Теперь вас ищут. Теперь они уверены, что…

— Знаю, знаю, что я колдун. Потому я и хочу, чтобы вы мне помогли. Некоторыми своими поступками я вовсе не горжусь. Случалось мне поддаться плотским искушениям, однако уверяю вас, слухи о моих нечестивых делах во много раз преувеличены, я знать ничего не знаю о сатанинских сектах. Вот уж не думал не гадал, что вину за свои опрометчивые поступки мне предложат искупить еще до того, как я испущу последний вздох. Я всегда верил, что сам Господь в известное ему время призовет меня на свой суд. Простите меня, прошу вас.

— Не тревожьтесь, — успокоил его Саласар, — я обо всем позабочусь. А теперь назовите-ка мне имена тех двух женщин, которые находились вместе с вами в трибунале Логроньо.

Следующее утро Саласар начал с того, что навел справки. Он узнал, что одна из женщин, оказавшихся в темнице трибунала Логроньо вместе с Диего де Басурто, была обвинена в том, что якобы отдала три пальца левой ноги дьяволу в уплату за свое вступление в дьявольскую секту. Это была пожилая, глуховатая женщина, которая часто заговаривалась. Три пальца она потеряла еще в детстве, когда ей на ногу наступила копытом лошадь. Тогда Саласар решил проверить все показания, под которыми стояла подпись клирика Педро Руиса-де-Эгино, и обнаружил, за три месяца тот принудил назваться колдунами более пятидесяти человек в округе. За это инквизиторы Валье и Бесерра ходатайствовали перед Верховным советом о его назначении в качестве награды за проделанную работу представителем инквизиции.

Сласар сделал соответствующую запись в своем дневнике, а заодно написал письмо Бернардо де Сандовалю-и-Рохасу, изложив ему все детали дела и отметив, что Педро Руис-де-Эгино — человек опасный, которого ни в коем случае не следует поощрять. Он сообщил архиепископу, что постепенно приходит к выводу о том, что дьявольская секта — это выдумка чистой воды, и чтобы главный инквизитор не беспокоился, потому что рано или поздно он столкнется с этим самым Педро Руисом-де-Эгино и не успокоится, пока не узнает, чего ради тот заставляет стариков и больных женщин выдавать себя за колдунов.

Не исключено, что упомянутый Педро Руис-де-Эгино каким-то образом связан с четырьмя мнимыми колдунами, которые преследуют его по пятам. В конце концов, Руис-де-Эгино тоже имеет доступ к особой бумаге, найденной в лагере этих притворщиков, тем более сейчас, когда он днюет и ночует в здании суда в Логроньо. На прощание Саласар заверил главного инквизитора, что непременно докопается до истины, однако на это потребуется еще немного времени.

Единственное, что ему оставалось сделать в Фуэнтеррабии, так это принять беженцев из Франции. Среди них находились особы знатного происхождения из страны Лапурди: они приехали тайком, чтобы получить помилование. Саласар принял французов на тех же условиях, что и испанских колдунов. Церемония примирения была проведена без каких-либо неожиданностей, и все остались довольны действиями как инквизитора, так и его помощников.

Два дня спустя у них все было готово к отъезду, но следующий пункт назначения никому не раскрывался. Саласар по-прежнему сохранял подозрительность в этом вопросе.

Май всегда считала наведение красоты абсолютной потерей времени. Она не понимала, что за удовольствие — мазать волосы яйцом с медом, как это делали некоторые женщины, для того, чтобы волосы становились более блестящими, или рабски подчиняться необходимости каждую ночь натирать зубы порошком, приготовленным из пяти унций алебастра, четырех унций фарфора, шести унций сахарного песка, одной унции белого коралла, одной унции корицы, пол-унции жемчуга и пол-унции мускуса, чтобы в довершение прополоскать их теплым белым вином, в надежде, что теперь они будут сверкать белизной.

Ей казалось пустой затеей пытаться казаться красивой. В конце концов, никто не обращал внимания на ее присутствие, к тому же она была уверена, что настоящей, подлинной красотой была только та, которой обладала Эдерра. Эта пленительная красота, заставлявшая мужчин и женщин поворачиваться в ее сторону и глядеть вслед, когда она проходила по улицам их селения, была врожденной, ее не приобретешь никакими ухищрениями. Не стоит даже пытаться выглядеть, как Эдерра, с помощью яиц, меда, мускуса или алебастра, как их ни смешивай, перегоняй или перерабатывай. Кроме того, она пришла к выводу, что красота не столь уж необходимый дар для счастливого существования. Тем не менее с той самой ночи, которую она провела бок о бок с помощником Саласара, советы касательно красоты начали вызывать у нее интерес. Впервые в жизни ей страстно захотелось, чтобы и на нее стали обращать внимание, и она готова была отдать все-все на свете, лишь бы быть красивой.

Оказавшись несколько дней назад одна в лесу, она скинула с себя одежду и принялась разглядывать свое отражение в ручье: изучала кожу лица, строила гримасы, то веселые, то грустные, и при этом разговаривала сама с собой. А еще душилась ароматной водой, без конца расчесывала частым гребнем волосы и чистила зубы чудодейственными порошками Эдерры, чтобы они сверкали белизной.

Май знала, что виновником всей этой суеты явился ее прекрасный послушник, это он был причиной и источником переполнявшей ее нежности. Она была уверена, что если бы могла так же безутешно лить слезы, как другие женщины, то непременно почувствовала бы облегчение, но даже в этом ей не везло. Ей не хватало мудрой Эдерры, которая растолковала бы ей, почему, когда все твои мысли заняты одним человеком и тебе хочется утонуть в его взгляде и возродиться к жизни в едином дыхании с ним, испытываешь такую сладкую истому в груди.

Постепенно ее тоска по любимому достигала размеров стихийного бедствия, так что ей не удавалось даже крошку хлеба донести до рта без мыслей о послушнике. Чувствуя ее подавленное настроение, Бельтран то и дело заглядывал ей в лицо, кротко смотрел на нее своими прекрасными, огромными глазищами и тыкался мордой в плечо в знак братской солидарности. В конце концов, она осознала, что так дальше продолжаться не может, надо собраться с силами и обязательно найти Эдерру, чтобы вернуться к той прежней, счастливой жизни, которая теперь стала казаться ей волшебным и несбыточным сном.

Случайно она узнала, что на следующее утро Саласар и его свита намерены покинуть Фуэнтеррабию, после чего пришла в нервное расстройство и всю предыдущую ночь спала плохо, урывками. Она проснулась, ощутив тревогу в сердце, еще до рассвета. Было так рано, что она успела проследить за тем, как восходящее солнце затмевает своим светом последние звезды, а цвет неба меняется с темно-синего на лазурный по мере того, как солнце все выше поднималось над вершинами гор. Стало жарко, и Май скинула с себя верхнюю одежду. Она осталась в легкой белой рубашке, которая доходила ей до середины бедра, и босиком вышла на зеленый берег реки.

Жаркое солнце уже выгнало утреннюю росу, мокрая трава хватала ее за щиколотки, застревая меж пальцев, а испаряющаяся влага незримым облачком поднялась до самых колен, которые тоже быстро намокли. Все ее чувства обострились. Она волчьим чутьем чуяла золотистый аромат влажной земли и прелых листьев, опавших несколько недель назад. Наслаждалась созерцанием сосновой смолы, каплями меда, сползавшими по янтарным стволам деревьев. Внезапно, как по команде, смокли голоса цикад, и Май услышала первые трели птиц. От ее внимания не ускользнули перемещения едва заметных насекомых, мелькавших среди древесных ветвей, и ей был внятен малейший, даже самый тихий, еле слышный звук во всей округе, все еще просыпающейся, зевающей, словно потягивающийся исполин.