Как хороший человек становится негодяем. Эксперименты о механизмах подчинения. Индивид в сетях общества - Стэнли Милгрэм

Здесь «вовлеченность в проблему» определяется падением цен на хлопок из-за условий рынка или неурожая. Низкие цены на хлопок особенно сильно влияли на «белых бедняков», которые и составляли основу толпы линчевателей. Ту же группу исследовали по другим показателям, и статистика в числе прочего показала, что южные округа с самой бедной экономикой ответственны за самое большое число линчеваний (Hovland and Sears, 1940, p. 301–10).

Что же касается мишени агрессии, то теория предсказывает, что жертв отбирают в таком порядке: (1) «источник» фрустрации, другие люди, (3) вымышленные объекты и (4) сам агрессор.

Выбор предпочтительной формы агрессии (мести) иллюстрируется расовыми беспорядками после Первой мировой войны, когда «было точно известно, кто именно из чернокожих мешает жить и вызывает фрустрацию, и их наказывали лично» (Dollard et al., p. 152). Примером механизма невольного смещения агрессии служит антисемитизм в нацистской Германии (p. 154–156). В последнем случае все осложняется тем, что выявить подлинный источник агрессии не так-то просто – скорее всего, это не только Версальский договор и влияние безработицы и инфляции (Dollard et al., p. 153–154), но и подавленные обиды у немецких детей, выросших в авторитарных семействах перед Первой мировой (Adorno et al., 1950; Fromm, 1941). Кроме того, нужно учитывать, что многие фашисты считали именно евреев первопричиной своих экономических бедствий, так что им не приходилось ничего «смещать». Иначе говоря, теория, безусловно, проливает свет на механизм разрушительного коллективного поведения, однако не очень подходит для выявления природы вовлеченных сил.

Тернер (Turner, 1964), главный автор теории порождения норм, неизменно противопоставляет этот подход теориям, организованным вокруг понятий заразительности и конвергенции. Две последние теории – это механизм, отвечающий за единообразие поведения толпы, нагнетание эмоций и жестокость и противоправность поведения.

Заразительность – это передача аффекта или поведения от одного участника толпы к другому: один человек служит стимулом для подражательных действий другого. Упор на механизм заразительности делали Бэджет (Bagehot, 1869), Лебон (Le Bon, 1895) и Тард (Tarde, 1903).

Макдугалл (McDougall, 1920) объяснил феномен заразительности чувства теорией «симпатической индукции эмоций»: он утверждал, что позы и выражение лица, соответствующие какой-то эмоции, инстинктивно вызывают такую же эмоцию у зрителя. Он не смог объяснить случаи, когда гнев у одной стороны вызывает страх у другой или когда выражение сексуального влечения у мужчины вызывает отвращение у женщины.

Флойд Олпорт (Allport, 1924) обобщил идею заразительности и выдвинул гипотезу циркулярной реакции. Проще говоря, человек, стимулирующий соседа в толпе, слышит или видит, что его поведение вызвало у другого усиленную реакцию, и, в свою очередь, от этого получает обратный стимул для повышения уровня своей активности – и так далее, причем пик активности становится все выше и выше. Блумер (Blumer, 1946) придал циркулярной реакции статус фундаментального механизма коллективного поведения, определив ее как «тип взаимной стимуляции, при котором реакция одного индивида воспроизводит стимуляцию, полученную от другого индивида, и при отражении обратно на этого индивида усиливает стимуляцию. Таким образом, взаимная стимуляция приобретает циклическую форму, при которой индивиды отражают состояния чувств друг друга и тем самым усиливают это чувство». Все это, как предполагается, происходит грубо, механически и не подлежит контролю участников.

Заразительности способствует процесс дрейфа в толпе. При дрейфе отдельные люди двигаются друг относительно друга более или менее бесцельно – будто коровы или овцы в стаде. Они становятся стимулом друг для друга и, в свою очередь, реагируют на эмоциональный настрой окружающих. Процесс дрейфа способствует гомогенизации толпы и повышает общий уровень возбуждения. Согласно Блумеру, у общественной заразительности есть яркая черта – она «привлекает и заражает отдельных людей, многие из которых изначально были просто отстраненными, безразличными зрителями или прохожими. Поначалу им просто любопытно или интересно наблюдать то или иное поведение. А затем им передается дух возбужденной толпы, они внимательнее присматриваются к ее действиям и более склонны к ним присоединиться» (Blumer, 1946, p. 176).

Можно ли предположить, что обязательное условие подобной восприимчивости – изначальное сочувствие целям толпы? Рассмотрим человека, которого внедрили в толпу в качестве полицейского агента, чтобы докладывать о случаях вандализма. Едва ли ему передастся нарастающее возбуждение толпы. Из этого, вероятно, следует, что эмоциональная заразительность не чисто механистична, как предполагал Блумер и другие. Главнейшую роль играет здесь отношение участника толпы к происходящему, то, как он определяет себя относительно толпы, поэтому следует учитывать степень его согласия с толпой. Полицейские, отправленные разгонять политическую демонстрацию, крайне редко выкрикивают лозунги в поддержку выступающих.

Все попытки построить теорию заразительности сталкиваются с несколькими препятствиями. Во-первых, так и не удалось адекватно очертить пределы заразительности. Иногда то или иное поведение или чувство и в самом деле распространяется в толпе, но зачастую этого не происходит. Неспособность определить условия для успешного заражения – недостаток этого подхода, заставляющий всерьез усомниться в нем. При каких условиях возникает сопротивление? Возможно, к ситуации толпы можно было бы применить экспериментальные методы анализа, которые предлагает Макгуайр (McGuire, 1962), изучавший, при каких условиях человек способен сопротивляться убеждению. Кроме того, этот подход не определяет и пространственно-социальных границ, в которых возможна заразительность. Если распространение мародерства и антиобщественной деятельности во время беспорядков в Лос-Анджелесе в 1965 году определялось законами заразительности, почему подобные настроения не охватили все население Лос-Анджелеса? Какие факторы ограничили распространение заразы? (Один из них очевиден: мятежный район оцепили вооруженные силы охраны правопорядка. Впрочем, даже в этой «карантинной» области остались отдельные участки, не охваченные беспорядками.)

Наконец, заразительность сама по себе ничего не говорит ни о содержании распространяемого поведения, ни о разнообразии его вариантов, распространяющихся в толпе. Остается открытым вопрос о первоисточнике распространяемого поведения и об условиях, при которых один источник оказывается предпочтительнее другого. Однако заразительность – не столько теория, сколько конкретный механизм, который может функционировать в контексте других теоретических механизмов.

Если аналогом моделей заразительности служит распространение инфекционных заболеваний, то примером конвергенции можно считать больничную палату, где лежат больные лейкемией. У них один недуг, однако однородность не вызвана тем, что они заразили друг друга, – нет, они словно бы стянулись в одну палату, потому процесс и назван конвергенцией. Теория заразительности делает акцент на преображении нормальной достойной личности, заразившейся от толпы, а теория конвергенции утверждает, что толпа состоит из крайне нерепрезентативной группы людей, которые сошлись вместе именно потому, что у них есть общие качества. Общность качеств предшествует формированию толпы. Враждебная толпа состоит из представителей того небольшого сегмента населения, который в целом склонен к агрессивному поведению, и то, что они собрались в толпу, лишь предлог, чтобы выразить качества, которыми каждый из них обладает и в изоляции. Для теорий конвергенции целью внимания становятся не механизмы взаимодействия, а состав толпы.