"Мертвая рука". Неизвестная история холодной войны и ее опасное наследие - Дэвид Хоффман

«У нас было много времени, поэтому мы совершили долгую прогулку по ферме министра; нас обоих как будто что-то переполняло, и, как это бывает, мы просто отпустили вожжи. Я почему-то по какой-то причине отбросил всю осторожность и начал рассказывать ему о том, что считал полной глупостью в области внешней политики — о размещении в Европе ракет РСД-10, о многом другом. И он поступил так же. Мы были совершенно откровенны. Он прямо говорил о внутренних проблемах России. Он говорил, что в этих условиях, в условиях диктатуры и отсутствия свободы, страна просто погибнет. И в тот момент, во время нашей трёхчасовой беседы, наши головы будто столкнулись, и мы излили друг другу душу».[348]

Через две недели Яковлева попросили вернуться в Москву и возглавить престижный «Институт мировой экономики и международных отношений РАН», где он стал одним из пионеров нового мышления. {В настоящее время — «Национальный исследовательский институт мировой экономики и международных отношений имени Е.М. Примакова РАН». — Прим. ред.}.

***

Когда страну возглавил Черненко, Кремль поразил тяжёлый паралич. Созывать заседания Политбюро стало затруднительно: за пятнадцать или двадцать минут до начала звонил телефон, и Горбачёву сообщали, что Черненко настолько болен, что не приедет; не мог бы Горбачёв председательствовать? Времени на подготовку было мало, и Горбачёв чувствовал себя неловко перед другими — пожилыми — членами Политбюро. К концу 1984 года Черненко «вышел из строя окончательно», — вспоминал Горбачёв. У страны фактически не было руководителя, подозрения и распри в элите усугублялись. Консерваторы перешли в наступление на либеральные аналитические центры, угрожая некоторым из них чистками, чтобы заставить замолчать.[349]

Мрачные чувства, которые испытывал Горбачёв, усилились после декабрьской беседы с Эдуардом Шеварднадзе, которая заставила обоих пересмотреть свои взгляды. Шеварднадзе был первым секретарем партии Грузинской ССР. Шеварднадзе, как и Горбачёв, чётко осознавал проблемы страны. Они встретились в пустынном, заброшенном парке у мыса Пицунда на Чёрном море. Гуляя по дорожкам, они говорили, не оставляя ничего за скобками. «Всё прогнило, — сказал Шеварднадзе — Это нужно изменить».[350]

Зима выдалась ужасной. Лигачёв вспоминал, что из-за сильных снегопадов и морозов промышленность в стране была на грани развала. Пятьдесят четыре крупных электростанции могли прекратить работать, потому что 22000 вагонов с углём встали, а их груз замёрз.[351]

В начале декабря 1984 года Горбачёв готовился выступить с критической речью на партконференции по идеологии. Советская элита была подавлена, и Горбачёв хотел выдвинуть столь необходимые новые идеи. На доработку речи он потратил несколько месяцев; ему помогал Яковлев. Делегаты уже прибыли в Москву. В 16 часов Горбачёву позвонил больной Черненко. Услышав о неких новых идеях Горбачёва, он стал настаивать, чтобы конференцию отложили, например, потому что она, мол, ещё не подготовлена. Горбачёв был возмущён: делегаты уже приехали! «Ну ладно, — руководитель страны пошёл на попятную. — Проводите, но не делайте из конференции большого шума». Однако на самом деле речь Горбачёва 10 декабря намекала на кардинальные перемены: он говорил о перестройке.

Двадцать четвёртого февраля 1985 года Черненко появился на телевидении во время голосования. Камеры показали, как он берёт бюллетень, голосует, принимает цветы у какого-то поклонника, пожимает руки. Он поднял руку ко лбу и произнёс: «Хорошо». Конец трансляции. Анатолий Черняев, заместитель заведующего Международным отделом ЦК, смотрел на это с отвращением. «Он полумёртв. Это мумия», — записал Черняев в дневнике. Через два дня Черненко снова показали по телевизору. В этот раз он выглядел ещё бледнее и держался за кресло, когда чиновник избиркома подавал ему документ. Дышал он с присвистом. «Это было ужасное зрелище», — записал Черняев.[352] Единственным чиновником, присутствовавшим на обеих трансляциях, был 70-летний Виктор Гришин, первый секретарь московского горкома и представитель «старой гвардии» в составе Политбюро. Он специально стоял поближе к Черненко, похоже, обозначая свои претензии на власть. Но эти действия быстро возымели обратный эффект. Вид больного Черненко стал напоминанием, что пришло время перемен — если, конечно, кому-то ещё требовалось такое напоминание.

Вечером в воскресенье 10 марта Горбачёву позвонил кремлёвский врач Евгений Чазов: в 7:20 Черненко умер от сердечной недостаточности и осложнений, вызванных эмфиземой. Горбачёв, которого уже один раз обошли в процессе передачи власти после Андропова, не стал терять время. Заседание Политбюро в Кремле назначили на 11 часов вечера. Три члена с правом голоса, в том числе двое давних сторонников Брежнева, были за границей и не успели вернуться.

Примерно за двадцать минут до заседания Горбачёв встретился с министром иностранных дел из «старой гвардии» Громыко в Ореховой комнате: там члены Политбюро с правом решающего голоса часто собирались перед формальными обсуждениями. Громыко играл ключевую роль в принятии решения по кандидатуре следующего генерального секретаря. Ранее Громыко передал Горбачёву, что поддержит его в борьбе за руководство страной в обмен на то, что ему позволят уйти с поста министра иностранных дел и получить синекуру — пост председателя Верховного Совета. Предложение было передано через сына Громыко, Анатолия, и горбачёвского советника-реформатора, Яковлева.[353]

Встретившись в Ореховой комнате, Горбачёв и Громыко подтвердили ранее достигнутое взаимопонимание.

— Андрей Андреевич, надо объединять усилия: момент очень ответственный, — сказал Горбачёв.

— Я думаю, всё ясно, — ответил Громыко.

Когда все они собрались, Горбачёв проинформировал Политбюро о смерти Черненко. Обычно человек, которому поручали возглавить похоронную комиссию, становился следующим генеральным секретарём. Встал вопрос о похоронной комиссии. В комнате на миг возникло замешательство: сделает ли Гришин попытку?

Он отказался возглавить комиссию.

— А почему медлим с председателем? — спросил Гришин, теперь уже у членов Политбюро. — Всё ясно. Давайте Михаила Сергеевича.

«Старая гвардия» осталась не у дел. Горбачёв стал главой комиссии, а на следующий день должен был стать новым генеральным секретарем. Почему именно Гришин не вступил в борьбу, неизвестно; возможно, он понял, что шансов у нет и что Громыко поддержит Горбачёва.