Тайный посол. Том 2 - Владимир Малик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он гремел саблей, рычал и фыркал, как тигр, ругаясь при этом, словно торговка на базаре. Напуганная, убитая горем, Вандзя съежилась и пряталась за Арсена. Ненко невесело посмеивался, кряжистый, крепко сбитый Новак стоял в сторонке, и с лица его не сходило выражение удивления. Он, по-видимому, до сих пор не мог понять, какие отношения связывают шляхтича Спыхальского и этих не то янычар, не то казаков.
– Пан Мартын, успокойся, – примирительно сказал Арсен. – Присядем в кружок вот здесь на травке, достанем, чтоб не терять времени, хлеб и то, что у нас найдется к нему, да тишком да ладком рассудим наши дела.
Он расстелил в тени под вербой широкую попону, вынул из сакв сухие турецкие коржи и жареную баранину, положил снедь на широкие листья лопуха. Новак прибавил краюху хлеба и кусок солонины. Спыхальский, завидя еду, примолк.
Вдруг все почувствовали, что проголодались.
Некоторое время слышалось лишь громкое причмокивание Спыхальского да издали доносились довольное похрапывание коней, которые с наслаждением уминали сочную траву.
С речки потянул ветерок, остужая разгоряченных путников.
Когда завтрак был закончен, Арсен сказал:
– Теперь, пан Мартын, можно и поговорить… Чего ты хочешь?
– Смертной казни! – вновь вспыхнул неугомонный пан Спыхальский. – И пусть я буду песий сын, если требую слишком многого!.. Не помешал бы ты, Арсен, с Ненко, я уже снял бы с этих белых плеч тоту голову, голову змеи, голову горгоны, коварной изменщицы!
– Ясно, – произнес Арсен и обратился к Вандзе: – А что скажет пани Вандзя? Почему она убежала от своего Богом данного мужа? Куда она направлялась? Кто надоумил ее так поступить? И какое письмо она имела с собой? Пусть пани говорит все. Все, ничего не утаивая!
Вандзя несмело глянула на мужчин, окружавших ее, немного дольше задержала взгляд на покрасневшем лице Спыхальского и тихо стала рассказывать:
– Когда я выходила за пана Мартына замуж, я его любила. Но вскоре убедилась, что он ко мне холоден и заглядывается чем дальше, тем больше на нашу соседку, пани Зосю, жену пана Ястржембского…
– Кгм, кгм, – закашлялся Спыхальский и опустил глаза.
– Я отплатила ему…
– О небо! – воскликнул пан Мартын, сжав кулаки.
– Хотя я совсем не была влюблена в одного пана, я позволила ему поухаживать за мной.
– Если бы я только знал, убил бы тебя еще тогда! – рявкнул Спыхальский. – Так все перевернуть! Мою горячую любовь выдать за холодность!.. И кого допустила волочиться за собой! На кого променяла меня! На изнеженного мерзкого слизняка! Тьфу!
– Детей у нас с паном Мартыном не было, и потому, когда он неожиданно исчез…
– Исчез!.. Люди, вы слышите? Она говорит – исчез! Я, который оборонял Каменец и был взят турками, чтоб им пусто было, в полон!
– Я осталась совсем одинокой, – продолжала Вандзя, не обращая внимания на выкрики Спыхальского. – Я не знала, куда деться, где найти приют.
– Как же, легко поверить!
– Потом случилось худшее: напали кочевники, схватили меня и увезли в Крым… Я тяжко страдала, убивалась по дому, по родной земле, готова была на любые муки, чтобы вернуться…
– Ничего… Вскоре утешилась… В объятиях салтана, пся крев! – Спыхальский опять задрожал от гнева и схватился за саблю.
Но Арсен придержал его руку.
– Приди в себя, пан Мартын! Выслушай все до конца, как подобает мужчине… Говори дальше, пани!
– Что я могла поделать? Я была рабыней… Наложницей…
– Холера ясная! – не сдержался несчастный пан Мартын.
– Когда у меня родилась двойня, сынки Али и Ахмет…
– Вы слышите?.. Проклятье!
– …Мурза забыл про гарем и стал называть меня не иначе как любимой, единственной ханум, нэнэй[58] его сыновей, которые после него будут салтанами! И хотя сердце мое еще рвалось на родину, хотя я почти каждую ночь видела во сне родимый край и оставшихся там близких людей, постепенно я стала привыкать к мысли, что отец моих детей – мой муж, дом моих детей – мой дом, а родина моих детей – моя вторая родина…
– Матка Боска, что говорит эта женщина! – Пан Мартын так стукнул кулаком по земле, что берег вздрогнул. – Да она трижды заслужила смерть!
– Когда подросли мои сыночки, когда их губки уже лепетали нежное словечко «нэнька», когда их ручонки не только искали мою грудь, но и обвивали мою шею, я поняла, что на свете есть такая любовь, с которой не может сравниться никакая другая, – материнская любовь!..
Спыхальский склонил голову, умолк. А Вандзя после паузы продолжала:
– Недолго пришлось мне радоваться детьми. В один ясный летний день напали казаки, сожгли Ак-Мечеть, поубивали многих, а тех, кто не успел бежать в горы, забрали в плен… Нет, я не говорю, что стала полонянкой запорожцев. Они считали, что освободили меня из неволи агарянской. И я вместе со всеми возвращалась на родную землю… В походе я встретила своего бывшего мужа… Но неимоверная тоска по детям, которых, я уверена, спас мой муж, салтан, точила сердце… Душа рвалась в Крым, к маленьким беззащитным сироткам, которые и днем и ночью стояли в моем воображении, протягивали ручонки и звали к себе… Так могла ли я не возвратиться к ним?..
– Бедняга, – вздохнул Арсен.
– Мне помог полковник Яненченко, наш сосед, которому я открыла свою тайну. Он дал мне письмо к кафеджи в Каменце, чтобы тот переправил меня в Крым…
– Проклятье! – взревел Спыхальский, услыхав неожиданную для него новость. – Я убью его!
– Теперь вы все знаете, панове, – прошептала Вандзя. – Теперь судите: чем я виновата перед паном Мартыном? Может быть, тем, что люблю своих детей?
Она умолкла и низко склонила голову. Остальные тоже притихли. Только Спыхальский зло сопел.
Едва слышно шелестела на вербе листва. Из голубой выси улыбалось земле и людям и всему живому золотое солнце. С речки веяло приятной прохладой и остро-терпким запахом аира и водорослей. Из рощи, раскинувшейся неподалеку под горой, доносилось умиротворяющее кукование.
Каждый невольно прислушивался к кукушке. Никто не решался вспугнуть ее, так как хотелось узнать, сколько лет насчитает ему пестрая птица? Долго ли еще осталось жить на этой широкой, милой земле?
Но вот вещунья умолкла, и снова наступила звенящая тишина.
Арсен в задумчивости повторил последние слова Вандзи:
– Действительно, чем провинилась эта женщина?.. Тем, что любит своих детей и хочет их увидеть, пан Мартын? Что ты на это скажешь?
Спыхальский долго сидел с опущенной головой. Судя по тихим вздохам, вырывавшимся из его груди, и все меньше и меньше подрагивавшим усам, буря в его душе начала утихать.