Бастион: поступление - Владимир Атомный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грустные реалии даже отвлекли от созерцания. С чувством комментирую, выбирая слова:
– Как печально, что всё так сложилось. Даже и не думал, но знаешь, мы дома часто едим за одним столом – будет возможность, присоединяйся. Для тебя всегда открыто.
– Это очень заманчивое предложение, обязательно им воспользуюсь. Спасибо, Матус, – тронул душу голос председателя.
Мы обошли дом и открылся вид на заднюю часть двора. Зал приёмов – это примыкающее строение в два этажа высоты. Идет два сплошных ряда стрельчатых витражных окон, начинаясь в метре от земли. Первый для боковых нефов и второй для центрального. Особенно эффектно смотрятся аркбутаны и контрфорсы, как назвала их Вероника, создавая утончённому строению дополнительный эффект возвышенности и устремления ввысь. Из зала можно выйти во все стороны, предусмотрены площадки со скамейками и качелями, чувствуются композиция, составленная цветами и прочими декоративными растениями. Желающие могут углубиться во двор дальше и прогуляться между деревьев, столь же атмосферно растущих.
– Классно тут у вас!.. – заключаю я. – Очень красиво, непередаваемый мир… Мне особенно нравиться, что дом, во-первых, вписывается в окружение своей стариной, монументальностью и в тоже время лёгкостью архитектуры. А во-вторых, не он тут главный, больше похож на обжитый островок, среди природного всевластия… И все эти фигуры созданий и животных, лишь углубляют впечатления.
– Спасибо, – осветилась Вероника. – Я очень люблю наш уголок, и ты прав, он очень стар. Лишь из-за всего этого очарования не переезжаю в город, хотя есть квартира.
– Ну, – оглядел я ещё раз видимую часть дома, – теперь и моё сердце влюбилось. А сколько лет дому?
– Больше пятисот, – ответила она легко.
– Что?! Да ну?.. – я аж остановился. Как раз перед высокими стрельчатыми створками.
– Ага, это родовое поместье нашей семьи.
Вероника по-доброму улыбнулась такой реакции.
– Слушай, это ж раритет, достояние Империи прям!
– Всё так и есть.
– Ух, – говорю под сильным впечатлением, – аж даже не знаю, что сказать… круто! Замечательно!..
Мы вошли и, продолжающие круглеть глаза, снова принялись за созерцание. Сводчатый крестовый потолок взмыл вверх, немного опираясь на тонкую колоннаду, всё выполнено в белой и бежевой палитрах. Зато витражи, под лучами солнца, повествуют о прекрасном в волшебной многоцветной манере, заполняют зал радужными бликами и зайчиками. В нижнем ряду можно даже уловить композицию, здесь и лица, и замки, и люди, ещё видны ландшафты перед замками и крепостями. Как же мягко сочетается, просто идеально подходит нынешний образ Вероники под стиль интерьера. Платье словно создавали те же гении искусства, что и этот дом.
Посреди зала длинный и не менее роскошный стол, с подобающими стульями, а пол из полированного до блеска мрамора серо-белого цвета.
– Да, тут метров двадцать в длину, обедать в одиночку немножко не то, – осознал я справедливость слов Вероники.
– Да, – полушёпотом сказала она. – Красиво, конечно, но одиноко…
Я подписываюсь под этим утверждением, кивая. Девушка продолжает уже нормальным голосом:
– Впрочем, сегодня иной случай, готов вкусить творческих изысков от нашего повара, а потом и кулинара?
– Конечно, с радостью, но знаешь, чувствую лёгкую неловкость – первый раз в столь изысканном месте, – признался я.
– Ну, прошу располагаться, здесь тебе рады, Матус.
Надеюсь мой боготворящий взгляд Вероника поймёт. Как-то незаметно показался официант или, как их раньше называли, слуга, хотя, конечно, сейчас это скорее официант. Мы сели с краю длинного, как шоссе, стола.
– Давид, это Матус, мой друг, – произнесла Вероника, обращаясь к парню.
– Здорова, – протягиваю руку. – Приятно познакомиться.
– Взаимно. Как пожелаете общаться – на “Вы” или “ты”?
– Конечно на “ты”, – выдал я и уточняю, – если можно.
– Безусловно.
Взгляд Давида с ожиданием обратился к девушке.
– Можно начинать, – произнесла Вероника.
Вскоре, стол начал заполнятся ещё горячими блюдами и закусками. Оголодавший желудок, словно заключённый, приник к грудной клетке и не удивительно – столь аппетитных ароматов я давно не чувствовал. Каждое блюдо, как произведение искусства, на отдельных подносах и тарелках. Настало торжество вкуса, что заполняет рот слюной. Вероника тоже пробует каждое и наблюдая за этим, можно ставить пьесы на предмет изящества и миловидности. Давид с нами кушать отказался, ибо уже сыт, и вышел. Когда основной голод сошел, берёмся за беседу.
– Да, Вероника, ты живёшь в прекрасном доме, – вещаю я. – Моему восхищению просто нет предела. Если вспомнить детство, то у меня было всё проще… Тоха находится у южных границ и зимы там просто дождливые, прям холода или снега нет. Дверь в дом скорее можно было назвать калиткой, ибо она с щелями и мотылялась туда-сюда, хых… Поел наспех и бегом, босым, на улицу! Пихнёшь её, а сам в мозгу угадываешь, морщась, когда шибанёт об стену! Ха-ха, такие дела…
Вероника давай смеяться, с переходом на хохот. И в перерыве:
– Это очень весёлое детство, видимо.
– А то! – воодушевился я пуще прежнего. – Обувь, порой, в год носилась от силы месяца два. Бегали, лазили, падали и просто стояли на ушах, чуть ли не в обносках. Да и не нужно было больше ничего, всё равно дыры с грязью покрывали её через час. А у тебя как?
– Ну-у, теперь мне уже и рассказывать стыдно, в свете таких приключений, – произнесла она.
– Да ну прям? Отец у тебя хороший человек, да и мать наверняка.
Мы прервались ненадолго, пока Давид занимался столом. Настало время десертов, что источают поистине блаженный аромат, да и эстетически выглядят совершенно, соблазняя кусочками фруктов, шоколадом и видом аппетитных срезов. Я решил умолчать об обещанном угощении, но собственного изготовления.
Девушка всё же возвращается к теме:
– Просто другие обстоятельства, но да, папа очень старался раскрасить жизнь в радостные тона. В общем, находить себе занятия, я научилась рано. Это повлияло на характер или он помог обрести собственный путь. Я много начала читать, причём просто гигантскими количествами и на года два выпала из реальности. В принципе, если подтянуть кое-какие хвосты, могу хоть сейчас сдать выпускные экзамены, закончив Бастион экстерном.
Слова отзвучали гулко, разлетевшись по величественному залу приёмов.
– Вот это да! – забыл жевать я. – Ты точно гений, даже не слышал, чтобы так бывало.
Взираю на председателя с обожанием и восхищением.
– Ну скажешь, слушая о твоём детстве, у меня слезы начинают бежать. Так что, тут медаль о двух сторонах.
Вероника с лёгкой натяжкой улыбнулась. Проникаясь чувствами дорогого человека, немного сворачиваю: