По ту сторону - Инга Андрианова

— Детям глазки не рисуют, — резонно ответила я.

Алиса хитро прищурилась:

— Потому что не могут догнать?

— Потому что краска щиплется.

— Кусается?

— Да нет, у детей от краски щиплет глазки!

— А у взрослых?

— А у взрослых — не щиплет.

— Пап, мы с тобой дети! — гордо констатировала Алиса.

Митька сунул галстук в карман пиджака:

— У меня ничего не выходит.

— Ладно, что-нибудь придумаем. Попросим кого-нибудь из наших.

И мы пошли ловить такси.

В ресторане «Прага» было людно, играла музыка, швейцар пропускал избранных и преграждал путь непрошенным. Митька театральной походкой прошествовал в холл и что-то шепнул гардеробщику. Тот коротко кивнул и увел Митьку вглубь раздевалки. Пока я крутилась у зеркала, Митька преображался в кулисах. Скоро он вышел с завязанным галстуком и гордо поднятой головой. Я улыбнулась, глядя, как он вышагивает среди упитанных дяденек и нарядных тетенек — все тот же Митька, физтех и актер, заплутавший в лабиринте жизненных изломов.

Мы вошли в зал в тот самый момент, когда начальство завершало торжественную речь о сокрушительной победе Нового года над серыми трудовыми буднями. Артамоныч замахал нам рукой, и под любопытные взгляды гостей мы прокрались к столику.

— Я из последних сил отбиваю ваши места, где вас носит? — зашептал он, пожимая Митьке руку.

— Юр, ты как с другой планеты — в Москве снегопад, машину не поймать, а тут еще галстук… — тут я запнулась, увидев, как вспыхнули Митькины щеки.

Артамоныч посмотрел на Митькин галстук, ничего не понял и налил нам шампанского.

После обильных закусок и возлияний народ повеселел, загудел и даже пустился в пляс.

— Тебе, наверное, потанцевать хочется, — грустно заметил Митька.

Я посмотрела в его огорченное лицо и поспешила успокоить:

— Ты, Мить, за меня не беспокойся, здесь народ без комплексов, стесняться не будет.

Так оно и случилось. Стоило Митьке заняться несуществующим шнурком, как Артамоныч утащил меня танцевать. Не успела я присесть, как расписной Вовка удалым галопом подскочил к нашему столику. Антон и Александр кружили своих благоверных с видом завзятых страусов, народ попроще условностями пренебрегал, танцевал охотно и с кем попало.

Постепенно столы опустели, танцевальный марафон затянул всех, и лишь в президиуме две разодетые барышни со свирепыми лицами обсуждали семейные дела своих мужей. Александр разговаривал с важным банкиром и перепалки не замечал. Антон самозабвенно клеил в холле толстую Катьку и тоже не обращал внимания на схватку первых дам. Увидев меня, он отступил от объекта и смущенно кивнул. Похотливое выражение еще не до конца сошло с его лица, и мне сделалось тошно. Извинившись неизвестно за что, я развернулась и сбежала в зал, в тот самый момент, когда динамики ухнули, Киркоров обозвал свою спутницу банькой, а народ, подхватив разудалый напев, стукнул каблучком в горячий пол. Новоиспеченные пестики и тазики продемонстрировали знание текста, отменное настроение и бодрящий эффект алкоголя.

Неожиданно передо мной возникло бледное лицо Амины.

— Вероника, вы случайно не видели моего мужа? — прокричала она сквозь шум и грохот.

«Как же, видела, он сейчас в холле лапает младшего менеджера по торговле» — вертелось у меня на языке, но вслух я произнесла любезное «Увы!» и зашагала к столику.

Подали кофе, и разгоряченные кофеманы потекли к своим местам. Валерия и Александр таинственным образом исчезли, а на лицах Амины и Антона поселилось выражение крайней озабоченности.

Чем закончился скандал в верхах я так и не узнала, потому что сразу после кофе начала прощаться — стало нестерпимо жаль нетусовочного Митьку, заброшенную Алису и остатка вечера.

Новый год традиционно отмечали под пельмени и шанежки Люси Николаевны, а рождественскую неделю провели в бестолковом дуракавалянии.

Праздники неожиданно кончились, как это часто бывает со всем, чего ждешь слишком долго. В первый же день я серьезно опоздала на работу из-за перебоев с транспортом, но этого, кажется, никто не заметил: народ возбужденно гудел и шептался по углам. Ходили слухи о том, что Александр уходит из «Альбатроса» и создает новую фирму на паях со своим старинным другом и однокурсником Беляковым. Новость оглушила — я наотрез отказывалась верить, что жены могут так влиять на деловые отношения мужей, тем паче братьев. Вялотекущий разлад в семье вылился в циничную войну с гнилым душком и суетливой возней избалованных баб.

Весь день, затаив дыхание, мы ждали развязки, однако братьям хватило ума вести себя достойнее своих половин.

Вечером Александр устроил прощальный ужин, на который, помимо Антона, был приглашен лишь узкий круг, а именно: главбух, Артамоныч да я.

Светка, хорошенькая Сашкина секретарша, резала в приемной закуски. При нашем появлении она склонила голову и захлюпала носом.

— Светка, входи к начальству! — позвал Александр, — Нарезку на стол, сама — за стол, и кончай стенать! Ну вот, все в сборе! — возбужденно начал он, увидев наши понурые лица, — Прощаться будем весело и мирно.

Мы дружно сели на диван. Антон открыл «Бифитер», Александр зазывно булькнул «Джонни Уокером». Наступил момент истины. Говоря откровенно, я не пила ни того, ни другого, но тут оказалась перед выбором. Братья замерли с бутылками в руках — каждому хотелось знать, как распределились силы. Стало очевидно, здесь собраны самые ценные кадры, и их необходимо поделить. Светка протянула шефу свой бокал и вторично прослезилась. Артамоныч нахмурился и внутренне заметался.

— «Бифитер», — произнесла я внятно, — и если можно, с тоником — мне еще домой ползти.

Антон еле заметно выдохнул и наполнил стакан. Артамоныч последовал моему примеру, а главбух выступила на стороне виски.

— За нас! — бодро воскликнул Александр, и мы сдвинули бокалы.

Бифитер оказался напитком коварным, и с каждым глотком я все больше убеждалась, что засиживаться опасно. Сашка домой меня не повезет, памятуя мое предательство, Антон будет сидеть до последнего, пока не обсудит с братом все то, что невозможно обсудить на трезвую голову. Оставалось метро или такси. И то и другое требовало ясной головы, поэтому я вежливо простилась и поднялась из-за стола. Приходилось спешить: все вокруг предвещало погоню, а хищное начало побуждало к бегству. Я заскочила в кабинет, собрала свои вещи, набросила шкуру, вернулась к дверям…

Передо мной возник Антон. Он сделал шаг, прижал меня к себе, впился мне в губы с грацией завзятого вампира. Его руки бесстыдно обшарили спину, сбивая без того тревожное дыхание. «Совершенно иная драматургия отношений», — вспомнила я Эльфа, но в этот миг кошачий дух отдался блудному инстинкту, откликнулся на зов природы. Из глубины, из самых недр наружу вылез зверь, сладким языком лизнул наглеца прямо в рот.