Слепой. Смерть в подземке - Андрей Воронин

Глеб умел быть убедительным, причем настолько, что иногда это напоминало гипноз. На самом деле никаким гипнозом он не владел, а просто умел видеть оппонента насквозь, в два счета находил его уязвимые места и расчетливо и точно бил по болевым точкам. Этим искусством владеют многие, но лишь очень немногим дано умение заставить незнакомого, враждебно настроенного человека слушать себя. Сиверов справлялся с этим играючи, причем далеко не всегда для привлечения внимания собеседника ему приходилось целиться в того из пистолета. Наверное, он мог бы блестяще преподавать психологию и зашибать сумасшедшие деньги на ниве психоанализа, но менять что-либо ему было уже поздно, да и вряд ли Глеб по-настоящему этого хотел: верно, помер бы со скуки, выслушивая излияния клиентов. А кое-кого из них, вполне вероятно, и пришил бы по старой памяти — просто так, чтоб не мучились сами и не мучили других…

— Не надо так на меня смотреть, — прервал размышления Федора Филипповича Сиверов. — Что тут представлять, все просто, как блин. Поневоле задумаешься, когда к тебе в кабинет вламывается абсолютно незнакомый тип, которому тут решительно нечего делать, выкладывает всю твою подноготную и намекает, что своей информированностью обязан необдуманным действиям твоего партнера, который наследил кругом, как корова в валенках, и поставил весь бизнес на грань уничтожения из-за своей болезненной приверженности к силовым методам решения деловых вопросов.

— А как ты узнал, где похоронен этот… Палыч?

— Да как же я мог это узнать? Это Вышегородцев сам как-то разнюхал, и всю эту фантасмагорию с раскрытой могилой тоже он придумал. Я же не маньяк!

— Ну-ну. — Похрустев оберткой, Федор Филиппович бросил в рот мятный леденец, хлебнул чаю и пару раз причмокнул. Он был одет в поношенные джинсы и байковую, красную в черную клетку, рубаху, под которой виднелась застиранная полушерстяная тельняшка. Этот затрапезный наряд делал его похожим на рядового пенсионера, какого-нибудь отставного бухгалтера или прораба, но это был как раз тот случай, когда внешность беззастенчиво лжет. — Не маньяк… А зачем тогда ввязался в эту, как ты ее называешь, фантасмагорию? Мог бы поставить жесткое условие и сделать все в своем фирменном стиле — быстро, аккуратно, без дурацких электронных писем, угонов чужих машин, беготни и мистики…

— Охота была лишний раз мараться, — хладнокровно заявил Слепой. — И потом, все было сделано чисто. Письмо я удалил сразу после отправки, корзину очистил, машину не угнал, а реквизировал в силу оперативной необходимости, и на переживания ее владельца мне, простите, глубоко начхать. Кроме того, мне хотелось посмотреть, на что способен господин Вышегородцев, как далеко он готов зайти.

— Посмотрел? Ох, гляди, Глеб Петрович! Сдается мне, ты играешь в прятки с собственной совестью. Мало кругом упырей, так ты их нарочно создаешь, чтоб было кого со вкусом и с пользой для общества шлепнуть!

— Я его не создал, а просто прояснил, — возразил Сиверов, — вывел на чистую воду. И вовсе не затем, чтобы, как вы изволили выразиться, шлепнуть. Шлепнуть его я мог бы и без этого, и совесть бы меня не мучила — ну не верю я, простите, что наказание в виде лишения свободы может кого-то наставить на путь истинный! Зато, если мы или наши новые друзья из Интерпола захотим его о чем-то расспросить, этот эпизод станет неплохим козырем. Любой разговорится, когда ему предъявят живого свидетеля совершенного им убийства. Да еще какого! Обдуманного, спланированного, с особой жестокостью… Пальчики оближешь!

— Что ж, — сказал слегка помрачневший при упоминании Интерпола генерал, — констатирую, что в общем и целом выпутался ты довольно ловко.

— То-то, что выпутался, — кивнул Сиверов. — И на старуху бывает проруха. Это я не о себе, — без видимой необходимости уточнил он, — это я о вас, товарищ генерал. Хорошенький у меня мог получиться отпуск! Если бы эти интерполовские двойняшки меня не предупредили, я бы вам благополучнейшим образом провалил всю операцию. Не выступи они тогда с этим шокирующим заявлением: «Мы знаем, кто вы», вместо них то же самое скоро объявил бы Стрельцов. Только, сами понимаете, в иной обстановке и с другими последствиями. Я бы сказал, крайне нежелательными. Даже катастрофическими — по крайней мере, для меня лично.

— Откуда мне было знать? — огрызнулся слегка пристыженный Федор Филиппович, прекрасно понимая, насколько одиозно звучит только что произнесенная фраза из уст генерала ФСБ.

— Ну да, — кивнул Глеб, — я понимаю. Ребята так и сказали, причем с поправкой на возможную погрешность. Американцам совсем недавно удалось перехватить парочку телефонных разговоров — главного подозреваемого с предполагаемым посредником, предполагаемого посредника с возможным курьером… Короче, сплошные «если бы» да «кабы». Если бы Стрельцов не решился наконец взглянуть на меня собственными глазами да кабы не начал наводить обо мне справки, он до сих пор был бы жив, здоров и полон созидательной энергии, а ваш покорный слуга сидел бы, как таракан в щели, и гадал на кофейной гуще. А хорошо все-таки, что там, в ангаре, при мне не оказалось пистолета! — добавил он неожиданно. — Мы знаем, кто вы… Знают они! Им еще не помешало бы знать, что после подобных заявлений люди, случается, скоропостижно отбрасывают коньки.

— Да будет тебе! — отмахнулся Потапчук. — Ничего они не знают, кроме того, что ты на меня работаешь. А твое настоящее имя я им назвал вместо пароля, как раз на тот случай, если тебе вдруг захочется пострелять. Хотелось ведь, признайся?

— Еще бы не хотелось! Они мне своим «фордом» почти месяц глаза мозолили, а тут еще эти покушения… Связать одно с другим — это же буквально напрашивается! Но в остальном поработали они вполне толково. Не имея ни реальных полномочий, ни оперативной поддержки, проследить связь между Лисом и этой бандой со станции техобслуживания — добрая работа, на крепкую четверку с плюсом.

— Слава богу, хоть чем-то ты доволен, — проворчал Федор Филиппович. — Но как все совпало, ты подумай! Ведь, отпуская тебя тогда нянчить этого Дугоева, я ничего подобного и в мыслях не держал. Мистика какая-то!

— Никакой мистики и никаких совпадений, — возразил Глеб. — Просто мне иногда начинает казаться, что тут действует какая-то закономерность, механизм которой я пока не уяснил. Был бы я истинно верующим, сказал бы, что это Божий промысел, а так — не знаю… Общество — пирамида, это нам еще в средней школе объяснили. Предприимчивый человек стремится вскарабкаться по ней как можно выше. Разные люди находят для этого разные пути, и на каждом из этих путей приходится преодолевать препятствия — тоже разные, свойственные только этому пути, и никакому другому. Чем выше ты поднимаешься, тем серьезнее препятствия. Следуя своим путем, господин Вышегородцев и иже с ним забрались достаточно высоко и столкнулись с препятствием в нашем с вами лице — на той же дорожке и примерно на той же высоте над уровнем моря, что и их предшественники. Пирамида сужается кверху, верно? Поэтому и дорожки наверху узенькие, вот и не получилось нас обойти…

— Действительно, никакой мистики, — фыркнул Потапчук. — Ну что ж, как говорится, стада в хлевах, свободны мы до утренней зари… Теперь дело за американцами. А я, пожалуй, пойду собирать вещи — в гостях хорошо, а дома лучше!