Алатырь-камень - Валерий Елманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Откуда у схизматиков взялось столько войска, чтобы действовать одновременно не в одном-двух, а сразу в семи местах, оставалось лишь гадать.
В Ригу остатки рыцарей прибыли только через два дня, промерзшие, измученные, валящиеся с ног от усталости. Было их всего сорок два человека, включая епископа, которого ценой пяти жизней удалось вывести из шатра. Гильдеберт забрал с собой и раненого Хуана, так и не пришедшего в себя.
В первую же ночь он сделал для спасения мальчишки все, что только мог, – осмотрел рану на груди, вспомнив наставления лекаря, протер ее снегом, кое-как остановил кровь и перевязал, порвав на ленты почти чистый лоскут ткани, бог знает каким образом оказавшийся в одной из седельных сумок.
Все остальное надлежало сделать более умелому в таких делах Иоганну фон Бреве, к которому Гильдеберт и понес Хуана.
Пока тот возился с мальчишкой, рыцарь сидел в другой каморке, столь же тесной, как и та, где сейчас хлопотал возле раненого старик Иоганн. Он напряженно размышлял. А подумать и в самом деле было о чем. Ну, например, о том, каким образом схизматики вообще сумели пройти к Кукейносу, если магистр ордена меченосцев Волквин, осаждавший Гернике, первым делом должен был разослать часть рыцарей для перекрытия дорог, ведущих к Полоцку и далее, в глубь русских земель.
Характер у магистра был еще тот, надменный и заносчивый. Да и жестокости в нем хватало, но при всем том чего не отнять, так это ума и боевого опыта. Не мог он не озаботиться и проигнорировать самую что ни на есть азбучную истину. Значит, выходило…
Гильдеберт тяжело вздохнул. Получалось такое, что и додумывать до конца было тошно. Скорее всего, под прикрытием снегопада схизматики вначале вырезали передовые заставы, разбросанные на дорогах, затем тихонечко прихлопнули отборное войско меченосцев, осаждавшее Гернике, и к исходу третьего дня так же незаметно подобрались к ним.
Размышления его прервал лекарь. Выйдя на цыпочках из каморки, он первым делом приложил палец к губам, призывая рыцаря соблюдать тишину, и жестом поманил его за собой к выходу.
– Как он? – хмуро спросил рыцарь, едва они оказались на улице.
Хмурясь от яркого солнца – непогода миновала, едва беглецы подошли к Риге, – лекарь, поглаживая седую бороду, задумчиво произнес:
– Если бы ты принес его в мой гамбургский дом, то я бы с уверенностью сказал, что твой друг жить будет.
– Мы не в Гамбурге, – раздраженно перебил его Гильдеберт. – И чем так уж плоха Рига, что ты не готов поручиться здесь за его жизнь?
– Она ни плоха, ни хороша, – несколько смущенно пояснил Иоганн, упорно продолжая теребить бороду и избегая смотреть рыцарю в глаза. – Просто здесь у меня нет нужных лекарств, а чтобы их изготовить, нужно вначале купить то, что входит в их состав. Я бы сделал это сам, ведь мальчик так хорошо пел, – заторопился старик. – Но у меня есть всего две серебряные марки, а их хватит на покупку разве что четвертой части того, что необходимо.
Лекарь сокрушенно вздохнул и впервые отважился заглянуть в лицо Гильдеберта. Оно было мрачным и не предвещало ничего хорошего.
Некоторое время рыцарь о чем-то напряженно размышлял, потом буркнул:
– Ладно. Ты пока иди и купи хотя бы эту четвертую часть, а уж я позабочусь обо всем остальном.
Куда идти, рыцарь знал точно. Недалеко от тяжелой каменной громады кафедрального собора во имя пречистой девы Марии тянулась маленькая узкая улочка. Пройдя по ней шагов триста, можно было оказаться в гостях у старого Саула, который прибыл сюда одним из самых первых и тут же открыл небольшую лавчонку, в которой продавалось почти все, что было необходимо жителям славного города Риги. Вид у этих товаров был, конечно, не ахти, но зато привлекала бросовая цена.
Гильдеберт и сам в былые годы не раз заходил в эту лавчонку, правда, не как покупатель, а как продавец, сбывая Саулу добычу, награбленную в селениях ливов, семигаллов и эстов. Покупал ее еврей за бесценок, но все равно дороже, чем любой другой торговец, и потому рыцари в первую очередь шли именно к нему.
О том, что хозяин лавчонки относился к народу, который распял Христа, Гильдеберт как-то не думал. В конце концов, не сам же Саул, который, к слову сказать, никогда в жизни не видел Иерусалима, продал бога-сына за тридцать сребреников. Рыцарь думал больше о другом. Ну, например, о веселом вечере, который можно провести с разбитными, податливыми и всегда хохочущими девицами, жившими у пышногрудой толстухи фрау Барбары, прямо напротив жилища самого лекаря, о кабачках, где в кружках всегда плещется свежее пиво с обильной пеной. А все это стоило серебряных марок, которые охотно платил щуплый, низкорослый, сгорбленный Саул.
– Тяжелые времена, – проворчал вместо приветствия Гильдеберт, заходя в лавчонку и едва не разбив лоб о притолоку. Да-а, давненько он здесь не был, забыл о низких потолках еврейского жилища.
– Благородный рыцарь желает что-то купить? – засуетился вокруг потенциального покупателя старый Саул, мгновенно оценив, что руки у Гильдеберта пустуют, следовательно, он не имеет товара для продажи.
– Благородный рыцарь желает продать тебе свои доспехи, – мрачно пояснил вошедший, выкладывая на грязноватый прилавок боевой шлем.
Это была последняя память об отчем доме. Потому Гильдеберт и решил продать его в первую очередь.
– Ну-ка, подсоби, – приказал он хозяину, поворачиваясь к нему спиной.
– Э-э-э, – непонимающе протянул еврей.
– Кольчугу самому снимать несподручно. Ремни расстегни, – деловито пояснил рыцарь.
Затем очередь дошла до наручей, поножей, шпор и прочего. Словом, зашел в лавчонку воин, а вышел уже не пойми кто. При себе Гильдеберт оставил лишь пояс и меч в ножнах. Его продавать было никак нельзя. Зато в кошеле у него весело бренчало столь необходимое серебро.
Конечно, в иное время да в ином месте рыцарь выручил бы значительно больше. За ту же кольчугу, если ее предварительно выдраить с песочком до зеркального блеска, можно было бы затребовать полуторную цену против той, что ему предложил сейчас хитрый еврей, да и за все остальное тоже.
Что и говорить, убыток был велик, но вот как раз времени Гильдеберт не имел вовсе, потому и расстался со всеми доспехами задешево.
Выложив кошель на стол лекаря и оставив себе лишь две серебряные марки, он буркнул:
– Лечи как следует, – и тут же вышел.
Теперь можно было идти и к епископу, который уже давно хотел его видеть.
В обычно безлюдных покоях отца Альберта, любившего хоть у себя дома чуточку насладиться желанной тишиной, на этот раз было шумно. Однако ждать Гильдеберту пришлось недолго. Расторопный служка, приметив появившегося рыцаря, тут же нырнул в епископский кабинет и почти сразу гостеприимным жестом радушного хозяина распахнул перед гостем широкую дубовую дверь.
Сам разговор получился коротким – отец Альберт сильно спешил. Он лишь повелел Гильдеберту командовать обороной Риги и порекомендовал ему рассчитывать только на свои силы.