Комбат не ждет награды - Максим Гарин

Поэтому дрожь в ногах у Иваницкого усилилась. А Гапон с удовольствием наблюдал за тем, как его гость теряет самообладание и того смотри упадет на мягкий персидский ковер.

– Я тебе, Иваницкий, по дружбе, просто так, насчет Борщева пару вещей скажу, а ты потом сам думай что с ним делать.

Иваницкий тяжело вздохнул, приготовившись к самому худшему, он уже думал, Борщев собрался рвануть из дела. Но оказалось не совсем так.

Гапон махнул рукой одному из охранников и тот тут же положил ему на колени тонкую пластиковую папку, запаянную по всему периметру так, что ничего добавить в документ невозможно, ни вытереть.

– Вот, посмотри. Это копия, а оригинал я тебе скажу где находится только после того, как ты прочтешь.

Иваницкий дрожащими руками принял папку от Гапона, но сперва ничего не мог прочитать. Строчки перед его глазами расплывались, слова сливались.

Наконец, сделав над собой усилие, Иваницкий увидел, что держит в руках какой-то документ на английском языке.

«Так вот почему я сперва ничего не мог прочитать!»

Полковник пожал плечами и вернул документ Гапону. Но тот не принял его, выставив перед собой ладонь.

– Ну что ж, это хорошо, Иваницкий, что ты до сих пор английский не изучил, значит, за границу удирать не собираешься, – расхохотался Супонев. – Переверни, там перевод есть.

«Купчая на недвижимость», – прочел Иваницкий и тут же уперся глазами в сумму сделки.

– Это только стоимость одного дома. А еще участок, – напомнил ему Гапон. Надеюсь, это не явилось для тебя сюрпризом? Надеюсь, твой зам пришел к тебе, взял под козырек и доложил: «Так и так, товарищ полковник, купил я себе виллу на Кипре, да еще гектаров семь под огородик. Картошку буду выращивать. Ты мне солдатиков посадить ее да выкопать дашь? Как-никак, два урожая в год».

– Я впервые об этом слышу, – изумился Иваницкий.

– И пусть тебя, Иваницкий, не смущает, что внизу стоит другая фамилия владельца – какая-то Анжелика Белова. Так вот она сама – это еще одна покупка твоего заместителя. Наверное, слишком много мы ему денег отстегиваем, раз он ими сорить начинает. Забыл, как с хлеба на воду перебивался да подержанные машины из Германии гонял?

Иваницкий побледнел. Он сам слишком хорошо помнил те времена.

– Успокойся, полковник, знаю, сам ты уговора нашего держишься, деньги не тратишь.

– Конечно, я честно… – начал было Иваницкий и осекся. Слово «честно» прозвучало так глупо, что продолжать не имело смысла.

– Я же тебя предупреждал, Борщева предупреждал, чтобы пока не кончится спирт – никаких лишних трат! Жить, как и жили раньше. Нигде деньги не светить. А он не послушался. Знаешь, что с непослушными делают?

– Догадываюсь, – пробормотал Иваницкий.

– Ты у меня догадливый. Догадался, что с комиссией сделать.

– Это не я! Я только позвонил вам.

– Хочешь сказать, это я? Звонит мне друг, просит помочь… Ну конечно, я сказал своим ребятам, чтобы они помогли полковнику, но это же твоя просьба. Ты бы не попросил, я бы их и пальцем не тронул.

Иваницкий понял, что окончательно запутался и выхода у него не существует. Хотя честно говоря, выхода у него не было с самого начала, лишь только он ступил на скользкий путь, но он боялся себе признаться в этом.

И вот прозрение наступило. Он знал, захочет Гапон – живым он отсюда не выйдет. Но утешала только одна мысль – Борщеву будет хуже, чем ему.

– Значит так, – Гапон покачал головой, – твой заместитель провинился. А я верил тебе, думал, он человек приличный. Ты же ему характеристику писал?

– Какую характеристику? – изумился Иваницкий.

– Ну как же, в штаб округа. Думаешь, мне она в руки не попала?

– Так я же для штаба, не для вас. Вы бы спросили, я бы от души…

– А ты всегда честным будь, дольше жить будешь. Так как мы его накажем? – хитро сверкнув глазами, поинтересовался Гапон, поднялся из мягкого антикварного кресла и подошел к стене. Стал прямо напротив больших часов со сверкающим маятником, открыл дверцу и принялся накручивать скрипящую пружину.

Иваницкий боялся вздохнуть.

«Вот же гад, что удумал! – лихорадочно соображал он. – Комиссию на меня свалил, будто это я их в кювет сбросил, теперь хочет, чтобы я со своим замом расправился. Нет, такого груза мне не вынести. А куда ты денешься? – тут же спросил сам себя Иваницкий, – влип по самые уши в дерьмо, теперь отвечай за все».

И тут полковник вздрогнул: забили часы-куранты, протяжно, гулко – так, как бьют колокола на кладбищенской церкви. Сперва одни часы, затем ожили и другие. Вся комната наполнилась хрустом пружин, ударами. От этих звуков стоял гул в ушах.

Гапон только улыбался, а Иваницкий чувствовал, еще немного и он упадет прямо на ковер и поползет на коленях к Гапону, умоляя его отпустить его с миром.

Прозвучал последний удар. Иваницкий все еще ждал, когда заговорит Гапон. Но тот упрямо молчал, ожидая, какое решение примет полковник.

– Да, Борщева наказать надо, – наконец-то выдавил из себя Иваницкий и почувствовал, как кровь ударила ему в голову, а в глазах потемнело.

– Это ты правильно решил. Проучить надо твоего заместителя, чтобы больше не дергался.

– Я бы… Я бы… – начал Иваницкий.

И тут Гапон махнул рукой:

– Главное, ты решил. А как наказать – это я возьму на себя. У меня опыт побольше.

Но и ты его набирайся, скоро сам принимать решения станешь.

Может быть мне придется уехать на некоторое время, вот ты и побудешь за главного на своем полигоне, – Гапон протянул руку Иваницкому, – так что прощай, полковник.

– Что значит, прощай? До свидания, – шепотом проговорил Иваницкий.

– Кто знает, кто знает… – покачал головой Гапон, – человек предполагает, а судьба располагает.

С таким напутствием Иваницкому и пришлось покинуть квартиру Гапона. У него все еще стоял гул ударов курантов в ушах, когда он покачиваясь шел по улице. Иваницкий ничего не видел перед собой, натыкался на прохожих, слышал за спиной ругательства: дескать, солидный человек, а напился до невменяемого состояния…

Он не помнил, как оказался на вокзале и долго не мог сообразить, на какой поезд нужно брать билет. Пока его не толкнули в спину, он не очнулся…

* * *

Гапон не любил откладывать дело в долгий ящик. Если уж он решил что делать, то делал тут же. К тому же медлить с Борщевым дальше было невозможно. Он понимал, ситуация должна быть разрешена. Неуемная тяга подполковника к роскоши может обречь на провал все их дело.

Гапон поднял руку и этим жестом приказал охранникам выйти. Он хотел остаться один, что редко случалось в последние дни. Куча дел свалилась на него и каждое требовало незамедлительных действий.