Лидия Русланова. Душа-певица - Сергей Михеенков

И ещё один документ:

Маргарите Крюковой была выделена комната в коммунальной квартире в Сокольниках. Её даже обставили родительской мебелью: кровать, стол, шкаф, комод, пара стульев.

Офицер МГБ вернул альбом с фотографиями. Что-то дрогнуло в душе этого человека, уводившего отца от несовершеннолетней дочери.

Но проживала Маргоша не в Сокольниках, а на Арбате, у тёти Клавы, в большой коммунальной квартире.

Через полгода Клавдию Викторовну Былову арестовали. Что-то не получалось у следователей, и они решили выбивать недостающие факты из родни ключевых подследственных.

Клавдию Викторовну арестовали, как только она вышла из больницы, где перенесла онкологическую операцию. Те же вздорные обвинения: «…разделяла антисоветские взгляды Крюкова и Руслановой и высказывала клеветнические измышления о политике советского правительства». Напрасно она пыталась убедить следователей, что никаких таких разговоров она с братом и Лидией Андреевной не вела, что в семейном кругу разговаривали только о семейном — о детях, о здоровье да о хозяйстве.

Клавдии Викторовне Быловой дали пять лет и выслали из Москвы в Красноярский край на поселение.

Маргарита Владимировна Крюкова-Русланова рассказывала: «Пять лет я прожила сначала у одной папиной сестры, а когда её тоже арестовали, у другой».

Для следователей это был конечно же удачный ход. Да ещё какой. Генерала Крюкова можно было постоянно шантажировать дочерью. Возможно, это придумал сам Абакумов. Вот уж поистине талантливый был генерал. У него и сейчас много обожателей: мол, какую важную и трудную работу вёл Смерш на протяжении всей войны, а кто это всё наладил и кто этим сложным и эффективным механизмом управлял — генерал Виктор Семёнович Абакумов! Ему и тут, в расследовании «трофейного дела», ума и таланта хватило, чтобы раскрутить все истории: кто, когда, сколько и каким образом вывез из Германии трофейного шмотья, где хранит. У каждого из арестованных генералов и полковников были слабые, так сказать, точки. В них и били следователи. Кулаками, сапогами, иногда специальными молотками и иными приспособлениями для того, чтобы подследственные не утаили правды о своих коварных намерениях в отношении советского строя, партии и её вождей, не выгораживали своего бывшего командира и кумира Жукова.

Абакумов иногда приходил на допросы, проводимые следователями, задавал вопросы. Анализировал ответы, наблюдал за поведением подследственных, давал указания, как их «вести» дальше. Каждый день он являлся к Сталину докладывать о результатах.

— Ну что нового? — спрашивал генерал следователей. — Как ведёт себя Крюков? Говорит?

— Говорит. Но только после применения спецсредств.

— А ну-ка, ведите его. Я сам поговорю с ним, с этим гвардейцем-кавалеристом.

Приводили генерала Крюкова. Следы применения спецсредств покрывали всё его тело.

— Ну что, Крюков? Небось курить хочешь?

— Хочу, — кивнул генерал.

— Ну, я вот тебе принёс, так сказать, передачку — твои любимые. — И Абакумов вытащил из кармана пачку «Герцеговины флор».

В тюрьме старому заядлому курильщику Крюкову тяжелее всего было, как он потом признавался, без курева.

Папиросу он взял. И кивнул Абакумову, когда тот пододвинул к нему всю пачку. С чего бы вдруг такая щедрость? Неужели он вчера так много им наговорил? Да нет, с трудом собирал мысли генерал, на Жукова я им ничего такого, что им, должно быть, надо, не сказал.

— Кури, кури, — сказал Абакумов. — И на вопросы поточнее отвечай. Будешь упорствовать — будем бить. Понял? Искалечим на всю жизнь. Жена твоя тоже у нас.

— Знаю. Её-то вы, надеюсь, не трогаете? Она тут ни при чём. Совершенно ни при чём. Она — певица. И, кроме песни и сцены, её ничего не интересует.

— А дочь твоя пока на свободе. Поживёшь у нас, в тепле и на казённых харчах, до её совершеннолетия, а там посмотрим…

— Если я в чём-то виноват, уличайте меня фактами. Жена и дочь тут ни при чём. Вы сами это понимаете.

Абакумов усмехнулся:

— Мы, Крюков, будем уличать тебя фактами. Будем. — И Абакумов окликнул следователя, о чём-то с ним переговорил.

Вскоре в камере появился человек с резиновой дубинкой и другими приспособлениями для пыток.

— Вот, посмотри, Крюков, сколько у нас фактов, — усмехнулся Абакумов. — И каждый из них, согласись, более чем убедителен.

Генерала Крюкова били по нескольку дней подряд. Это были своеобразные серии допросов. Избиения чередовались с изощрённым давлением на психику. Когда после побоев он терял чувство времени и реальности, его приводили в себя напоминанием о том, что здесь, за стеной, находится его жена и что дочь Маргарита Крюкова, школьница, пока ещё на свободе, а не в детском доме Наркомпроса как социально опасная и способная к совершению антисоветских действий…

— Говори! Говори! — Следователь, тоже порядком измученный процедурой, зло матерился. — Ты уже никто! Говори!

Да, он уже никто. Не генерал-лейтенант Советской армии. Не Герой Советского Союза. Он лишён всех трёх орденов Ленина, ордена Красного Знамени, орденов Суворова и Кутузова.

Когда он приходил в себя, следователи снова спрашивали о картинах, о гобеленах, о машинах и коврах, о 700 тысячах рублей. Будь они прокляты…

Следствие длилось четыре года. Четыре года пыток и издевательств. Четыре года постоянного ада. Ещё одна война. 2 ноября 1951 года генерал Крюков был осуждён Военной коллегией Верховного суда СССР по статье 58–10 части 1 УК РСФСР и Закону от 7 августа 1932 года к лишению свободы в исправительно-трудовом лагере сроком на 25 лет, с поражением в правах на пять лет, с конфискацией всего имущества и с лишением медалей «За оборону Ленинграда», «За оборону Москвы», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», «За взятие Берлина», «За освобождение Варшавы» и «XXX лет Советской Армии и Флота». Постановлением Совета Министров СССР от 10 ноября 1952 года лишен воинского звания. Ходатайство о лишении звания ушло раньше.

Одновременно было завершено следствие по всем остальным фигурантам «трофейного дела». Это обстоятельство ещё раз подтвердило, что всей «трофейной» эпопеей руководили сверху.

Своей цели генерал Абакумов и его помощники достигнуть не смогли. Сам «фокстротчик» к тому времени уже потерял всё — и должность, и звание, и награды, — томился в тюрьме и терпеливо переносил побои и унижения следователей. Маршал Жуков по-прежнему находился на свободе. Правда, из Одесского его перевели во внутренний и второстепенный Уральский военный округ. Но никаких зацепок, чтобы упечь его туда же, куда и Телегина, Крюкова, Минюка[73] и других, следователям найти не удалось.