Чистая работа - Линда Ла Плант

Ленгтон чувствовал, как в него вонзается острое лезвие ножа и боль молнией пронзает все тело сверху донизу. Он склонился вперед, потому что кровь хлестала струей: нож глубоко разрезал бедро, пройдя через одежду, точно через масло. Он упал с лестницы. Сердце колотилось так неистово, что казалось, еще чуть-чуть — и оно разорвется. Невыносимая боль раскалывала голову.

Он не спал, это было наяву.

Человек, который ухмылялся, когда кровь Ленгтона брызнула на него, был тот самый, чье лицо он увидел в прорези черного пакета для мусора и лицо которого до сегодняшнего дня он никак не мог ясно припомнить. Но напал на него не Рашид, он стоял сзади, за нападавшим. Рашид Барри там был. Рашид Барри видел, как на него напали, и смеялся.

Ленгтон не открывал глаза, об этом он не скажет ни одному человеку. Никто не должен узнать. Если это станет известно, его тут же заменят, а ведь именно это дело заставляло его терпеть невыносимую боль, которая терзала его и днем и ночью. Ленгтон чувствовал, что вот-вот нападет на след того, кто занес над ним мачете. Каморра не нужен был ему мертвым, он был нужен ему живым, и еще каким живым.

Фотографию Рашида Барри, прикрепленную к доске, перечеркивал большой красный крест. Рашида удушили удавкой: тонкий шнур все еще охватывал шею, хотя Барри был мертв уже более двух суток. Пока еще ждали подробной информации о результатах вскрытия тела и осмотра «рейндж-ровера», но у всех собравшихся на совещание настроение было уже приподнятое.

Бодрый и энергичный Ленгтон подробно рассказал о находке. После этого все узнали, как он съездил к целителям вуду, он смешно пересказывал свои беседы с этими чудаками и обманщиками. На одной встрече он остановился особо — ему показалось, что информация может быть полезной:

— Есть один врач, называет он себя Элмор Салам, правда, неизвестно, настоящее это имя или нет. У него довольно приличная практика в Ист-Энде, в кабинете все стены завешаны дипломами и свидетельствами. Он работал на Гаити, Ямайке, сам из Нового Орлеана. Жена его, некая Эзме, сидит у него в приемной и выполняет обязанности медсестры, именно она проводит клиентов к нему в кабинет. Похоже, чаще всего с ним рассчитываются наличными, но вроде бы делает он все по закону, он клялся, что платит все налоги, и я ему верю. Выглядит он как человек деловой: длинная белая хламида, тяжелое распятие, все пальцы в золотых кольцах, но на ногах вполне современные мокасины, и не из дешевых! Он долго разглагольствовал о своем многолетнем опыте. Его пациенты чаще всего жалуются на страхи или на какие-нибудь несерьезные болезни, а он их лечит разными травяными зельями. — Ленгтон приостановился, отпил кофе и продолжил: — Не сразу получилось заставить его говорить о вуду, потому что он все твердил, что ничем таким не занимается, при этом он оказался весьма сведущ в ритуалах и даже написал несколько книжонок на эту тему.

Ленгтон положил на стол брошюры в дешевом мягком переплете, такие можно было напечатать даже на его компьютере.

— Он серьезно объяснял мне, что некоторые его пациенты испытывают очень сильный страх. К нему обычно приходит необразованный люд, и он вынужден применять все свои познания в психологии — у него, кстати, есть и соответствующий диплом — и терпеливо объяснять людям, что любой заговор или проклятие можно снять.

Гарри Блант еле сдерживал зевоту. Анна знала, что он не верит в подобную ерунду и больше всего хотел бы понять, к чему такое долгое вступление, но тут к Ленгтону присоединилась Грейс Балладжио.

— Пока шеф разговаривал с врачом, я побеседовала с Эзме. Сначала она была не очень словоохотлива, но открылась, когда я сыграла небольшую комедию и сказала, что моя тетя жила в Новом Орлеане, а сама я очень верю в вуду, не то что мой шеф. — И она усмехнулась, взглянув на Ленгтона.

Дальше Грейс рассказала, что их беседу то и дело прерывали посетители с так называемыми предписаниями и Эзме все время отвлекалась — то отмеривала порошки, то на ладони пересчитывала таблетки, — а Грейс, пользуясь моментом, спокойно осматривалась. В маленькой приемной стоял стол, на нем лежали ежедневник и график со списком имен. Когда Эзме вернулась, Грейс расспросила ее об этом под тем предлогом, что крайне заинтересована работой ее мужа. Эзме ответила, что лучше поговорить с самим доктором, ведь у них частная практика.

— Мне хотелось разговорить ее, чтобы она объяснила, что это за частная практика. Она разнервничалась, сказала, что ей самой не все нравится, но их дело требовало больших средств, а не у всех пациентов были деньги, так им не оставалось ничего другого.

Ленгтон положил руку на плечо Грейс:

— Доктор Салам практикует вуду, у него есть несколько избранных учеников, и он никогда — он несколько раз это подчеркнул, — никогда не уходит во тьму. Это, между прочим, его выражение.

Грейс продолжила:

— Ясно, что ученики много ему платят. Я попросила Эзме назвать их имена, но она отказалась. Тогда я попросила ее дать мне что-нибудь от мигрени. Она вышла из приемной, а я заглянула в ежедневник, но она это заметила и захлопнула его.

Ленгтон снова взял слово:

— В этот момент я вышел от Элмора. Жена что-то сказала ему на языке, который я не знаю, и обаятельный священник-врач-психотерапевт вдруг вышел из себя. Он обвинил нас в том, что мы представились не теми, кто есть на самом деле. Пришлось снова показывать ему удостоверение, успокаивать, но он все равно остался недоволен. Мне не очень-то понравилось, как он ведет свои дела, но я сказал, что не хочу создавать ему никаких неприятностей: я пришел потому, что мне нужна его помощь…

На этом месте рассказа Гарри Блант встал и направился к выходу из комнаты. Ленгтон тут же взглянул на него:

— Ты куда?

— Отлить. Знаете, шеф, честно говоря, я не понимаю, к чему все это. Вы уж как-то очень долго подходите к сути дела.

— А ну, сядь! — рявкнул Ленгтон и обвел взглядом комнату. — Кто еще думает, что это галиматья? Я не просто так тут перед вами распинаюсь. Хотите слушать дальше или нет? Пока что мы, как идиоты, все болтаемся вокруг да около. Ты, значит, хочешь отлить. Что ж, иди, Гарри. Только не возвращайся!

— Но, шеф, ведь уже почти одиннадцать. У меня скоро из ушей кофе польется.

Ленгтон пропустил его слова мимо ушей, подошел к доске и всей ладонью хлопнул по написанной на ней фамилии Каморра:

— Этот подонок платил Элмору много лет. Он одержимый до такой степени, что доктору самому уже тошно. Единственное, что интересовало эту сволочь, — тьма, за неимением другого слова.

Анна выпрямилась на стуле, она не верила своим ушам. Ленгтон об этом ей даже не намекнул. Брендон и Льюис бросали друг на друга косые взгляды — они тоже пребывали в неведении!

В комнате повисло молчание.

— Каморра дал доктору неверный адрес и множество номеров мобильных телефонов, он их часто меняет, почти каждую неделю. Он ходил на сеансы к Элмору, пока Эзме не сказала, что продолжать не следует: этот негодяй запугивал их до смерти, а кончилось все тем, что однажды он принес с собой засушенную голову и две руки. Детские руки! Ну что, пойдешь теперь отливать, Гарри?