Северная война - Андрей Бондаренко

В такие моменты, когда до решительного соприкосновения с противником остаются считанные мгновения, нереально обостряются зрение и слух, а нос наполняется целым букетом ранее не замечаемых запахов и ароматов. Вот и сейчас Егор, осторожно подползая к берегу Большой Охты, видел — в неярком лунном свете — каждую травинку и веточку на своем пути. Слышал легкий шорох ветра в сосновых ветках, задумчивый треск сверчка в молодых кустах черничника. Вдыхал полной грудью разные речные и лесные ароматы, самым сильным из которых был чуть горьковатый запах близкого дымного костра…

Когда до троицы шведов, продолжавших солидно и чуть расслабленно болтать между собой, оставалось метров десять — двенадцать, они с Волковым разделились, оползая костер с разных сторон. «Раз, два, три… семь, восемь…» — медленно считал про себя Егор: по договоренности с Василием — на счет пятьдесят они должны были синхронно броситься на беззаботного и расслабленного противника.

Веселое и беззаботное потрескивание угольков в спокойном костре, монотонная и размеренная речь на незнакомом языке… «Сорок девять, пятьдесят — пора!» Рывок, удар, второй, мерзкий хруст, предсмертные хрипы и стоны иноземных пришельцев…

Внезапное ночное нападение на сонного и беспомощного врага — вещь непостижимо скоротечная. Раз, два, три — и все закончилось… Сколько времени прошло на самом деле? Только сторонний наблюдатель может сообщить — с некоторой степенью точности и достоверности, и то если у этого наблюдателя достаточно крепкие нервы. А непосредственные участники схватки вам ничего путного не скажут, будут дружно и упорно твердить только о нескольких кратких мгновениях…

Все шведские пушкари были успешно перебиты. В отряде Егора оказался только один легкораненый: как легко можно догадаться — сержант Ухов, не искушенный в высоком искусстве рукопашного боя. Сонный широкоплечий швед успел вмазать Ваньке по лбу рукояткой пистолета, мгновенно выхваченного из-за пояса. Удар получился совсем даже несильным и откровенно скользящим, но кожа на голове сержанта была рассечена и щедро содрана, поэтому кровь из образовавшейся ранки сочилась и капала достаточно бойко.

— Ну ты, друг Ванюша, и изгваздался! — без устали удивлялся Волков, лично бинтуя подчиненному поврежденную голову. — Царапина-то совершенно ерундовая и пустяковая, а вся грудь у тебя так щедро заляпана алой кровушкой, будто бы туда ядро попало пушечное, все разворотив при этом…

Когда мортиры и ящики с боеприпасами были — не без труда — утоплены в ночных водах Большой Охты, Егор скомандовал:

— Быстро забрать из орешника и разобрать ручные гранаты! Жемов и Федькин! Вы остаетесь на этом берегу. Ставлю перед вами следующую боевую задачу: следовать вверх по течению Большой Охты, в двух-трех верстах найти подходящее место и устроить там засаду. Что-то мне подсказывает, что за первыми плотами с мортирами могут следовать и другие… Какое место подходящее для засады? Думаю, что высокий обрывистый берег над глубоким речным омутом, чтобы гранаты было сподручно и удобно метать на плоты с пушками, прямо на головы артиллеристов… Ждать появления шведов ровно сутки, после чего возвращаться — прежним путем — в крепость Ниеншанц. Выполнять! Всех остальных прошу немедленно приступить к переправе! Время не ждет…

Оставшиеся пять с половиной верст намеченного маршрута они преодолели за пятьдесят минут и вышли к северным окраинам Усадьбы Одинцово, когда вокруг уже начало заметно сереть. Остановились на низеньком лесистом холме в трети версты от деревни.

— Всем отдыхать, восстанавливать дыхание, разрешаю перекусить, чуть глотнуть из походных фляг! — отдал стандартные команды Егор, подходя к высоченной сосне. — Я пока наверх сползаю, осмотрюсь немного. Полковник Волков! Прошу составить мне компанию: одна голова хорошо, а две, как известно, лучше. Тем более что данное дерево толстое и ветвистое, так что тесно нам не будет…

Даже в утреннем неверном сумраке открывшаяся сверху картинка была достаточно прозрачной и понятной.

— Видишь, Александр Данилыч, четыре костра выстроились дугой? — резюмировал Волков. — Они явно горят на границе деревенских земель с лесом, следовательно, там выставлены сторожевые посты, охраняющие подходы к какому-то очень важному и секретному объекту.

— Ты прав! — подтвердил Егор, отрываясь от окуляров подзорной трубы. — Тот край деревни, очевидно, «богатый». По крайней мере церквушка именно там и расположена, а рядом с ней наверняка размещены и самые большие да просторные дома. Все, слезаем, Василий! Минут десять у нас всего, может, пятнадцать…

Егор бежал легкой трусцой первым — по достаточно широкой, почти прямой тропе, натоптанной кем-то в нужном направлении.

«За грибами и клюквой, скорее всего, ходят по ней деревенские мужики и бабы — на ближайшие мшистые болота, — разумно предположил наблюдательный внутренний голос и вдруг взвыл — совершенно неслышно для окружающих — от нестерпимой боли в голени правой ноги: — Мать его так! А-а-а! Больно-то как…»

Судя по громкому щелчку, прозвучавшему за сотые доли секунды до приступа острой боли, его нога попала в очень серьезный капкан, поставленный на крупного зверя, в голень — с двух сторон — вонзились острые и безжалостные стальные зубья.

— Спокойно лежи, Данилыч! — сквозь ватную пелену в ушах прорвался успокаивающий голос Волкова. — Сейчас мы его снимем, ты уж потерпи, командир, потерпи… Ухов, морда кандальная, быстрее шевели руками…

Раздался еще один громкий щелчок, но обещанного облегчения не наступило, наоборот, боль с новой силой стала расползаться уже по всему организму, дробясь на отдельные потоки и невидимые огненные ручейки…

— Выпей, Данилыч! — снова прозвучал успокаивающий голос, и губ Егора коснулось что-то твердое, очевидно горлышко походной фляги.

Несколько глотков крепкой и ароматной медовухи, безусловно, помогли: по крайней мере в его голове снова появились относительно разумные мысли.

— Как там, Василий? — Егор попытался изобразить на своих губах подобие беззаботной улыбки: — Жить-то буду?

— Ерунда, господин генерал-майор! — браво заверил его Волков. — Даже крови почти нет. Сейчас рану тщательно промоем медовухой, перевяжем…

Неожиданно по ушам ударила сильнейшая звуковая волна, на западе непредсказуемо зарозовело, словно бы там на самом деле находился восток, где солнце взошло над горизонтом непривычно ускоренными темпами…

— Это же Алешка Бровкин — свой брандер рванул! — догадался Егор. — Быстро все вперед! Что, сукины дети, забыли для чего мы пришли сюда? Меня здесь оставьте. Срочно выполнять задуманное, застрелю…

— Молчать! — неожиданно повысил голос Волков. — В соответствии с полученными на такой случай инструкциями, я беру командование на себя! Сержант Ухов, останешься здесь, перевяжешь господина генерал-майора, присмотришь за ним. Смотри у меня, морда! Остальные — за мной!

Несколько секунд — и шаги товарищей, ушедших выполнять смертельно опасное задание, стихли, Егор устало прикрыл глаза.

— Сейчас, Александр Данилович, сейчас полегчает! — заверил Ухов. — Будет немного больно, ты уж, родной, потерпи. Хорошо еще, что капкан не медвежьим оказался: тем ногу сломало бы сразу — в нескольких местах. А эта железка ерундовая, на косулю ставленая. Любят косули шастать по тропам человеческим… Местные-то крестьяне, конечно, все знают, где расставлены эти капканы. Да и приметные знаки наверняка предусмотрены. Днем-то и мы бы сообразили, скорее всего, что к чему.