Карусели над городом - Юрий Геннадьевич Томин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А вы будете мучиться: что это за экспедиция — друзья или завоеватели? Устано́вите контакт, а зону контакта окружите ракетными установками. Вам захочется поверить, но вы не сможете избавиться от сомнений. Вот это уже будет настоящее вмешательство. Вы нам нужны такие как есть. А пробы, фотографии… Мы просто не умеем их делать.
— Другие методы?
— Конечно. Вы же не рубите деревья каменными топорами.
— Железные не так уж далеки от каменных, — возразил Алексей Палыч. — Принцип один и тот же.
— А у нас и принцип другой, — сказала девочка, и в тоне ее явственно прозвучало: «Нечего тебе объяснять, все равно не поймешь».
Не понравилась Алексею Палычу эта девочка. С мальчиком было труднее, но проще. Он многого не знал, ошибался, но в нем было много человеческого. Девочка скроена из другого материала. Что-то железное или железобетонное в земном понимании. Она знала, казалось, все, но это было какое-то холодное знание, без интереса и без эмоций. Она не делала ничего плохого и говорила, по-видимому, откровенно. Но Алексею Палычу подумалось, что откровенность эта не от доверия, а от того, что ей безразлично, какого мнения о ней собеседник. В общем, была в ней если не жестокость, то жесткость.
«Неужели все-таки робота прислали?»
На доме, возле которого они проходили, была крупно намалевана цифра 32. Однако впереди никакой развалюшки не вырисовывалось, да и не место ей было на этой сверхсовременной улице.
В доме 34 помещалась обыкновенная четырехэтажная школа с пристройками по бокам — спортзал и столовая. Во дворе было пусто. Как в школе Алексея Палыча, в старших классах здесь шли экзамены, младшие уже распустили.
— Спасибо, Алексей Палыч, — сказала Лена, — вы мне очень помогли.
Сказано было спокойно. Алексей Палыч, который всю дорогу понемногу раскалялся, вскипел именно от этого спокойствия.
— Извините, мадам, — сказал он, — кажется, вы меня отпускаете, но я все-таки задержусь.
Впоследствии, когда Алексей Палыч вспоминал эту фразу, он так и не разобрался, откуда возникла «мадам». Французского языка он не знал; в Кулеминске тоже иностранными языками не увлекались.
Очевидно, в данной ситуации слово это следовало понимать как ругательное и оскорбительное с намеком на неземное нахальство.
Девочка не оскорбилась. Она пожала плечами и направилась в обход школы к наружной двери спортзала. Туда она и вошла. И сразу за дверью послышались и рев, и стоны, и разные крики.
Побледнев, Алексей Палыч рванул дверь.
Девочка стояла в окружении ребят, одетых по-походному: штормовки, свитера, рабочие брюки. По залу были разбросаны набитые рюкзаки со спальными мешками, подсунутыми под клапаны.
Ребята орали возбужденно и даже как будто бы негодующе.
В том, что ребята вообще орут, для учителя ничего удивительного не было. Ведь и взрослые часто начинают орать, думая, что так их лучше поймут. Неожиданным был самый смысл воплей.
— Елена Дмитриевна, где вы пропали?
— Елена Дмитна, мы же опаздываем!
— Елен Дмитна, мы уже за вами посылать хотели!
«Куда посылать? — машинально подумал Алексей Палыч. — ТУДА, что ли?»
— Тихо, тихо, — сказала Елена, да еще и Дмитриевна. — У нас остался целый час. У кого деньги?
— У меня, — отозвался паренек, на шее которого не без элегантности, под воротником свитера, была повязана шелковая косынка.
— А мои вещи?
— Вот ваш рюкзак.
— Давайте в последний раз все проверим. У кого список?
— У Мартышки.
— Сколько раз я вас просила — без кличек, — строго сказала Елена, бог ее знает почему, Дмитриевна.
«Сколько же раз?» — тупо подумал Алексей Палыч.
Теперь, когда Алексей Палыч смотрел на девочку издали, она не казалась ему такой уж девочкой. Лет, может быть, восемнадцати, а может, девятнадцати, а может, пятнадцати; кто их теперь разберет при всеобщем удлинении молодежи. В данном случае это ничего не меняло: Алексей Палыч, в присутствии Бориса, сам видел, как вместе с голубым лучом исчез мальчик, а вместо него верхом, так сказать, на том же луче появилась эта Елена, допустим, Дмитриевна.
Алексей Палыч уехал, а Борис остался. Сейчас Алексей Палыч об этом жалел. Борис удивляться и раздумывать не любит. Во всяком случае, опекая мальчика, он с ним особенно не церемонился.
И все же надо было что-то немедленно сделать. Эти ребятишки не знают, кому они доверяются. А в том, что они доверяются, Алексей Палыч видел не просто опасность — угрозу. И тут очень кстати ему вспомнилось условие мальчика — не говорить никому, кто он.
«А про нее надо сказать, — решил Алексей Палыч. — И пускай тогда ее «отзовут». Я не должен допускать экспериментов на детях».
Решить-то он решил… Но все же за два часа общения с железной «мадам» он не успел утратить врожденную деликатность и попытался договориться по-хорошему. В конце зала, как и во всех таких залах, находилась преподавательская комната, о чем Алексей Палыч хорошо знал. Туда он и направился. Ребята взглянули на него мельком и отвернулись. «Мадам» посмотрела внимательней. Алексей Палыч ей кивнул, и она, сказав что-то ребятам, пошла за ним.
— Елена… извините, Дмитриевна… — строго сказал Алексей Палыч. — Я прошу прекратить! Никаких походов. Я просто не допущу!
— Нельзя, Алексей Палыч, им же обещано.
— А я прошу: делайте со мной что хотите, но их не трогайте!
— Ни с вами, ни с ними ничего не случится. Да и как я могу отменить? Вы же сами видите.
— Заболейте, подверните ногу — что хотите.
«Мадам» покачала головой.
— И вы утверждаете, что это невмешательство? — гневно спросил Алексей Палыч.
— Я так думаю.
И тут новая мысль осенила вдруг Алексея Палыча.
— А куда вы дели ту Елену Дмитриевну, настоящую?
— Она в отпуске.
— Как же ребята идут с вами, если знают, что она в отпуске?
— Она ведь не в ВАШЕМ отпуске, а в НАШЕМ, — спокойно сказала «мадам».
— Значит… — похолодел Алексей Палыч, — вы что — копия?
— Почти. Я думала, что вы сразу поняли.
— Хорошо, — сказал Алексей Палыч и слегка скосил глаза к потолку, над которым находилось небо, где сейчас его должны были видеть и слышать, — тогда я знаю, что сделаю, я вас выдам!
— Вам не поверят, — покачала