Чародейка на всю голову - Надежда Николаевна Мамаева

Рядом шумела базарная площадь, чуть поодаль от которой выразительно красовалась заблаговременно сооруженная виселица. На нее смотреть не хотелось.

Я повернулась в противоположенную сторону и увидела пирс. Не тот, к которому пришвартовался «Инферно» на краю столицы. Нет. Этот был, похоже, для аристократов и скоростных почтовых дирижаблей. От него только что отчалил как раз один такой, лёгкоостный, с почти миниатюрной гондолой. На котором разместиться могло не больше десятка человек.

Пока я смотрела на личей, тянувших судно к небесам, моя охрана оттеснила толпившихся на лестнице репортеров, чтобы крауфиня Уикроу смогла легко пройти. Легко… какое это обманчивое слово. Мне сейчас было тяжело. Невыносимо.

Я чувствовала себя натянутой до предела струной. Тронуть – и зазвеню. Прямая спина. Высоко поднятая голова. Открытая жадным до любопытства взглядам. И лишь в маленькой дамской сумочке – тайна, разбитая на двенадцать кристаллов. Тех самых, что Дьяр втыкал в лучи пентаграммы.

Причина, по которой он передал мне камни, была очевидна: они могли легко затеряться меж папками его дела или в чьем-нибудь кармане. Так что у меня кристаллы до суда однозначно будут целее.

Опыт общения с представителями (правда, слегка проспиртованными) местной Фемиды у меня уже имелся. Даже метка, тщательно прикрытая сейчас волосами, осталась. И я наивно полагала, что буду морально готова к заседанию. Увы. Белокаменный зал с полупрозрачным куполом потолка, располагавшийся на третьем этаже здания, украшенный монументальными колоннами, от тесной душной каморки, в которой выносили приговор уличным воришкам, отличался ВСЕМ.

И обстановкой, и судьей, во взгляде которого сквозила такая неподкупная суровость, что невольно возникала мысль: сколько часов подряд перед зеркалом он тренировал столь холодный взор? Я уже не говорю, сколько пришло зрителей, желавших посмотреть на процесс над государственным преступником. Единственное, что оказалось неизменным, – это камень истины, лежавший перед блюстителем закона и видимый из любой точки зала.

Едва я появилась в суде, как Эрвин Торон наградил меня нечитаемым взглядом и, протиснувшись сквозь толпу, тут же повел меня к месту, предназначенному для свидетеля. Оно оказалось прямо за спиной гончего.

Проходя за сумеречным мимо рядов зрителей, среди последних я заметила даже несколько смертей, что сидели на стульях, обмахиваясь веерами и активно споря. Для них это было представление. Причем на оное они даже билетики купили! Что примечательно, Хель сидела с загадочной полуулыбкой и… принимала ставки!

– А я тебе говорю, помрет этот голубчик сегодня, – вещала самая упитанная из чернобалахонниц. – Возьми мою ставку – четыре монеты с глаз мертвецов, что этого Йорана вздернут сегодня вечером на виселице, как преступника.

– Не торопилась бы ты, Райнхельгильма, – проскрипела вторая голосом желны, что напоминал звук несмазанных петель. – Этот темный властелин уже какой год в списках вероятников на погибель висит. И все никак… Верткий, как змея. Небось, и в этот раз вывернется.

– Раз такая уверенная, Маранирин, что ж супротив меня не ставишь? – подначивала ее толстушка.

Чем все кончилось, я так и не узнала, поспешив за Эрвином. И тут же услышала с другой стороны:

– Пс-с-с, краля!

Еще поворачивая голову, я знала, что только один нелюдь в этом мире может набраться столько наглости, чтобы подманивать крауфиню, как пацан из подворотни, стоящий на стреме, своего подельника.

Я лишь выразительно зыркнула на приличного с виду цверга в парадном штатском мундире, что сидел рядом с проходом: мол, чего?

– Ты своему магу шепни, – зашипел цверг так, чтобы никто другой не услышал. – Если дело совсем швах и его на виселицу поведут, мои ребята уже наготове: и пол на эшафоте подпилили, и в веревку разрывником шмальнут, чтоб оборвалась. Так что пусть тикать, если что, готовится, Молох своих не бросает.

Все это он произнес так быстро, что я лишь успела кивнуть, про себя отметив: значит, карлик уже не только успел раздать все свои долги, но и заручиться поддержкой товарищей по воровской гильдии. Шустер, мелкий…

Дойдя до своего места, я села и постаралась оглядеться. Тот, кто затеял эту игру, непременно должен был сегодня находиться здесь. Но среди многоликой пестрой шумной толпы… Я украдкой оглядывалась.

Вот франт, что нет-нет да и бросал на еще пустую скамью обвиняемого такие убийственные взгляды, что даже пощечины по сравнению с такими взорами и то показались бы приятнее.

Или красивая тяжелой светской красотой грефис, или даже крауфиня, в парчовом платье, украшенном драгоценными камнями. Она прятала нижнюю часть лица за веером, в нетерпении обмахивалась им и буквально сканировала толпу, испуская волны надменности.

А может, вот тот милый старичок в скромном сюртуке, к которому обращался с почтением какой-то увешанный звездами и наградами генерал? Во взгляде седовласого сквозила такая забота о ближнем, что невольно закрадывалась мысль: такой не только обогреет страждущего, но и нагреет, как пить дать. Так вот, этот пожилой джентльмен порой поворачивал голову. Только не на пустующее место Дьяра, а на судью. И при этом из взора его исчезало все тепло и доброта и взгляд превращался в стальной клинок, о который можно и порезаться, говорящий без слов: руби!

И чем чаще я оборачивалась, тем больше видела лиц: любопытствующих, скучающих, жаждущих крови, охочих до скандалов… И где-то среди них было одно – главное. Кто же ты, кукловод?

И тут по залу пронеслись шепотки:

– Кронпринц!

– Сам наследник на заседании…

– Неужели…

Женские вздохи, трепыхание вееров, мужские заинтересованные взгляды – и все они прикованы к статной фигуре в белом мундире. Кронпринц Лорин появился в зале не один. Рядом с ним шли несколько телохранителей. Я усмехнулась про себя: так вот ты какой, жених Тигиан Уикроу… С исключительно правильными чертами лица: прямым носом, четко очерченными губами, алебастровой кожей – прямо небожитель, а не человек из плоти, крови и недостатков. Вот только зеленые глаза наследника престола… Они могли бы быть чрезвычайно привлекательными, если бы их взгляд не был столь холодным и циничным. Именно таким он взирал на толпу. И на меня в первый миг, когда увидел среди остальных. И тут же его губы улыбнулись мне. Приветливо. Лицо озарила радость встречи. Но глаза остались холодными.

Лорин было двинулся ко мне, чтобы, как полагается, поприветствовать свою невесту, но тут за окном тяжелый колокол ударил двенадцать раз. И с его последним звуком судья громким, усиленным магией голосом провозгласил:

– Суд начинается! Введите обвиняемого.

Двери распахнулись, и в зал вошел Йоран. Он держал руки перед собой. Его запястья были скованы антимагическими наручниками. Но те, кто ожидал увидеть сломленного, отчаявшегося мага, сильно просчитались.

Дьяра