Ассимиляция - Джефф Вандермеер

Вокруг Слизня против часовой стрелки вращались три кольца. Первое с почти непостижимой скоростью кружилось чуть ниже руки и состояло из неровного ряда прозрачных фигур в виде полумесяцев, от которых ответвлялись торчащие белые щупальца; они немного походили на бахрому в нижней части тела медузы, и щупальца эти двигались непрерывно, словно выискивая и нащупывая что-то. От них так и исходили волны и потоки энергии, точно электрические разряды, пронзающие тело Слизня.

Второе кольцо, вращающееся еще быстрее над пишущей рукой, напоминало широкий пояс, составленный из крохотных черных камушков, тесно прилегающих друг к другу. Но эти камушки, врезаясь друг в друга, сжимались, словно пористые губки, что заставило ее вспомнить мягких податливых жаб и то, как эти создания дождем падали с неба на остров. Какую функцию они выполняли для Слизня, являлись ли частью его тела или видами, состоящими с ним в симбиозе, она понять не могла. Единственное, что было ясно, – так это то, что оба кольца были обнадеживающе материальными.

А вот о третьем кольце, расположившемся в виде светящегося нимба над Слизнем, сказать этого было нельзя. То были быстро двигающиеся золотые шары, числом от десяти до двенадцати, и казались они легче воздуха и одновременно тяжелее. Они вращались с бешеной скоростью, так что поначалу она никак не могла разглядеть, из чего же они состоят, эти кольца. Все, что она понимала, – так это то, что они опасны.

От смотрителя маяка не осталось и следа; возможно, после стольких лет Зона Икс поглотила его полностью, а быть может, он с самого начала был выдумкой, ложью, сочиненной Зоной Икс и переданной биологу. Она не доверяла этому аватару, этому костюму монстра, этой резиновой маске.

– Всего лишь шоу ужастиков, – сказала Кукушка. Фильм ужасов, снятый лично для биолога. А может быть, и правда. Так или иначе, монстр не менялся перед ней, не перетекал в другие формы. И похоже, не желал ей зла.

Она шагнула в гравитационное поле его орбиты. Вблизи прозрачный слой походил на срез каких-то удлиненных, неправильной формы клеток под микроскопом, они находились в замкнутом пространстве и то и дело сталкивались друг с другом. Узоры под ними, на втором слое, были почти различимы, но оставались замутненными и искаженными, словно под поверхностью пруда, покрытой сильной рябью.

Она протянула руку, ощутив под пальцами легкое трепетание, точно дотронулась до какого-то пористого слоя, вуали, и та ответила на прикосновение.

Что это? Первый контакт или последний?

Нимб наверху выпустил один из своих составных элементов, позволив золотистой жемчужине размером с ее голову спуститься вниз и зависнуть прямо перед ней. Кукушка не боялась. Ей было нечего бояться. Зона Икс создала ее. Зона Икс ожидала ее.

Кукушка протянула руку, взяла золотую жемчужину из воздуха, нежно взяла ее в ладони. И увидела все, что прежде было скрыто от ее глаз. Увидела катастрофу, дождь из падающих комет, уничтоживший целую биосферу, увидела, как единый организм распадается на мириады отдельных клеток, затем они рассеиваются, и каждая начинает долгое и опасное путешествие через промежуточные пространства, черные и бесформенные, отмеченные лишь редкими вспышками света, когда один из фрагментов вдруг останавливался, впадал в спячку. Этот организм, эта машина, был похоронен, а затем найден, когда его частица проложила новый путь и встроилась в стекло прожектора на маяке. Она чувствовала и то, как эту частицу непреднамеренно выводили из спячки, как она по мере возможностей восстанавливалась, начинала выполнять свои функции, которых Кукушка до сих пор не понимала. Ясно было одно: эта функция была нарушена, искажена местом и временем, новым контекстом и той ужасной истиной, что вида, создавшего ее, больше не существовало.

Она также видела связь между маяком и башней – вторая была искаженной копией первого, и на вершине обоих горел свет. Туннель в Зоне Икс имитировал маяк, но что означал свет в его конце? Эти журналы, бесконечные сложенные стопками журналы на маяке, тоже своего рода скопление энергии… а что здесь? Что лежит там, внизу? Она не знала. Она не хотела этого знать.

Сверкающее золотисто-зеленое сияние исходило от шара, проникая, казалось, в самое ее сердце, и тут ею овладело ледяное спокойствие, сквозь которое просачивался некий величественный свет.

Она видела мембраны Зоны Икс, этой машины, этого создания, видела белых кроликов, прыгающих через границу и тут же исчезающих, а потом появляющихся в совсем другом месте, видела левиафанов, призраков, наблюдающих откуда-то издалека. Видела, что будет, когда трансформация планеты будет завершена и придет время для последующих изменений – тогда и Слизень, и этот туннель, и все остальное исчезнет, растворится в земле, воде и небе, потому что в нем больше не будет нужды. Она видела все это не глазами – ощущала на вкус и запах, подключала какие-то прежде неведомые ей органы чувств.

А Слизень продолжал выводить слова, словно ее здесь и не было, слова, озаренные изнутри самым ярким и значимым светом, который ей только доводилось видеть, и сквозь слова эти сияли иные миры. Как много миров! Как много света! Такого она прежде не видела. Каждое слово было отдельным миром, миром, кровоточащим в разных местах, каждое слово было проводником и входом, если только знать, как ими пользоваться, если знать координаты, которые теперь использовала биолог в своем дальнем путешествии. Каждое предложение – это безжалостное исцеление, жестокая перестройка, от которой нельзя было отказаться.

Может, стоит сказать прямо сейчас: «Стоп!» Может, она должна сейчас обратиться с мольбами к людям, которых никогда не встречала, но которые жили у нее в голове, к людям, которых знала биолог? Может, ей стоит наконец решить для себя, что же произойдет дальше, разрушит ли это планету или, наоборот, спасет? Некое подспудное чувство подсказывало Кукушке, что хоть что-то, да останется, выживет. И что сама она выживет.

Что теперь делать? Да ничего. Она и не хотела ничего делать. Не делать никакого выбора – это тоже выбор. Она выпустила шар из рук, и он снова завис в воздухе.

Она чувствовала Грейс, стоящую на ступеньках где-то позади, ощущала, что от Грейс исходит опасность, но ей было все равно. Ведь сама Грейс ни в чем не виновата. Грейс никак не могла понимать того, что видит. Ее глазам сейчас являлось нечто совершенно иное – то, что происходило когда-то на маяке, или на острове, или в ее прежней жизни.

Грейс выстрелила Кукушке в спину. Пуля вышла из груди и вонзилась в стену. Светящийся нимб над Слизнем завертелся еще быстрее. Кукушка развернулась, закричала изо всех сил, дарованных ясностью. Она не ранена, она ничего не почувствовала, она не хочет, чтоб Грейс пострадала.

Грейс так и застыла в полумраке, приподняв ствол, и теперь в ее глазах светилось то же знание, что и у Кукушки: она поняла, что эта ее попытка была бесплодной, что все такие попытки всегда бесплодны, что возврата назад нет, возврата не может быть.

– Ступай обратно, Грейс, – сказала Кукушка, и та отступила вверх по ступенькам, исчезла, будто ее тут никогда и не было.