Каждый Наследник желает знать… - Светлана Багдерина

– Куб?.. – вытянули шеи лукоморцы, разглядывая жидкость, тару и жирные черные точки, степенно плавающие внутри.

– Куб?.. Причем тут… А, нет, не куб, конечно, – понял и устало отмахнулся волшебник. – Вон за ним. Доска. Вроде шахматной.

Насчет шахматной его премудрие погорячился.

Поляризатор представлял из себя серебряный прямоугольник, напоминающий подвешенную за корешок книжку, и разделенный на восемь квадратных клеток-гнезд, по четыре в ряд. В верхнем ряду второе справа гнездо было закрыто зеленой пластиной с перламутровым отливом. В ряду нижнем сиреневой пластиной был закрыт первый справа квадрат. В самой середине корешка торчало нечто, подозрительно смахивающее на лягушачью ногу красного цвета. С первого, второго и даже третьего взгляда серебряная досочка наводила, скорее, на мысли о поле для какой-то неизвестной игры, нежели магическом приспособлении.

Иван, колеблясь, покосился сначала на супругу, потом на его премудрие.

– Вот это? Поляризатор? А ты уверен? – была более откровенна в своем сомнении царевна. – И как он чего поляризует?

Агафон поморщился страдальчески, точно под взглядом пристрастного экзаменатора, и выдавил неохотно:

– Долго объяснять ход моих мыслей… Но если вкратце… и если я прав… то когда я передвину зеленый квадратик, предположим, вот сюда…

И не успел никто спросить, что это за квадратики и зачем их вообще трогать, не говоря о том, чтобы двигать наугад куда попало, как недрогнувшая[86]рука Агафона взяла верхний и переставила в крайнее правое положение.

Ничего не произошло.

– Кхм, – порозовели щеки чародея, и он опять подцепил прилепившийся, словно намагниченный квадратик и переместил его в новое гнездо…

И снова ничего.

Маг яростно закусил губу, поморщился, поскреб в затылке, поправил сползшую на глаза повязку, снова подковырнул грязным ногтем зеленую пластинку и пришлепнул ее на этот раз в крайне левое гнездо.

С точно таким же успехом.

Физиономия его стала пунцовой.

– К-кабуча… – процедил он свирепо сквозь зубы, вернул квадрат в исходное положение с таким видом, словно тот стал его личным врагом, и двинулся дальше.

И прошел ровно пять шагов.

Неожиданно и от этого еще более громко внизу хлопнула дверь, и со ступенькам застучали торопливые спотыкающиеся шаги. Но заглушая их звук, к площадке под крышей донесся срывающийся, брызжущий почти истеричным возмущением голос Кириана:

– Да вы чего там, совсем ополоумели?! Вы хотя бы предупреждайте!!! Сколько можно?!.. Туда!!!.. Сюда!!!.. Обратно!!!.. Бздым!!!.. Хрясь!!!.. Бац!!!.. Да это мозгов иметь не надо, чтобы такое вытворять!!! На кошках тренируйтесь, сиххё вас забери!!!..

Грохот гулкого чугуна еще под четырьмя парами ног и истовые выкрики, требующие если не голову экспериментатора, то хотя бы немедленного предъявления его совести, контрапунктом вливались в гневный монолог миннезингера.

– ГДЕ?! КОГДА?! – едва не сбивая лукоморцев, Агафон ринулся навстречу захлебывающемуся негодованием пииту.

– Вот только не надо делать вид, что ты тут ни при чем!!! – как хтонический призрак отмщения, над уровнем пола показался менестрель, и вид его был грязен, дран и гневлив.

– Да можешь ты толком сказать, что там у вас случилось?! – без прелюдий маг ухватил гвентянина за грудки, вытянул через последние три ступеньки – только обитые железом носки сапог глухо брякнули по металлу, встряхнул…

В лице его премудрия, похоже, заиграло нечто такое, от чего миннезингер моментально захлопнул рот и втянул голову в плечи.

– НУ?! – грозно проревел Агафон.

– М-могу, – нервно икнув свежими коньячными парами, быстро сообщил бард. – Мы сидели на камушках рядом с башней, в стороне от двери, скорее, где-то сбоку, с подветренной стороны… кушали ужин…

– И что вы там без нас лопали? – кольнула Серафима певца голодным взглядом.

– Для хода эксперимента – неважно, – поэт быстро облизнул замасленные губы с прилипшими крошками и снова воззрился на волшебника: – …и вдруг на наши головы обрушивается конец света! Практически овеществленный апофеоз форс-мажора! Всех бросает сначала в одну сторону, потом роняет наземь, потом швыряет в другую, после чего…

– Поляризатор?!.. – не дослушав живописание злоключений, с замиранием сердца выдохнул Иван.

– А мы почему ничего не почувствовали? – нахмурилась царевна.

– Нога!!! – взревел радостно Агафон и, прежде чем кто-нибудь успел что-то сообразить или воспротивиться,[87]метнулся к серебряной доске, согнул лапку и переставил зеленый квадрат на одну клетку вправо.

Незримая сила швырнула экспериментаторов и замешкавшуюся на лестнице четверку к южной стене, пришмякнула к шлангам, ретортам,[88]симулякрам и прочим неопознанным конструкциям, выбивая дух, а вместе с ними – широкий ассортимент экспрессивных слов в адрес магии, всех магов скопом и одного присутствующего – конкретно.

– Отключи… пожалуйста… – просипел Иванушка, энергично, но безуспешно пытаясь отделить себя от подозрительно потрескивающего фиолетовыми искрами абажуроподобного сооружения из дерева, гранита и золота.

Агафон дернулся в направлении серебряной доски – и тут же снова распластался по сплетению быстро раскаляющихся бронзовых трубок.

– К-кабуча… Я не достану! Я пришпилен, как цыпленок гриль!..

В спертом воздухе лаборатории стал распространяться запашок сильно ношенной куртки, разогревающейся до температуры тления.

– Выключи свой агрегат немедленно! – панически взвыл менестрель, которого от открытой лохани с липкой, плотоядно побулькивающей черной жидкостью отделяло лишь полступни и короткий пучок стиснутых в кулаках синих светящихся волос.

– Экспериментатор, через пень тебя да в коромысло!!! – сквозь зубы сообщила свое мнение о друге Серафима, втиснутая неведомой, но непреклонной силой между двух колонн, опутанных вездесущими шлангами – холодными, как все ледники Отрягии, и стремительно покрывающимися толстым слоем изморози.

– Агафон, прекрати это! – донесся снизу возмущенный голос Олафа под аккомпанемент непрекращающейся – и бесплодной борьбы с неведомой силой.

– Пожалуйста!.. – приглушенно, словно из-за другого тела, выкрикнула Эссельте.

– Ваше высочество, простите, но я не могу отодвинуться от вас ни на шаг!.. – долетел растерянный голос контрабандиста.