Нервные государства - Уильям Дэвис

То, как мы оплетены цифровыми сетями через приложения и площадки, основывается на обещании более эффективной координации: мир станет для нас не более понятным, а более послушным. Uber, к примеру, избавляет пассажира от необходимости знать номера такси, адреса или карту, заменяя это все технологией команды. Телепатия по Цукербергу – тоже одна из команд, позволяющая «пользователю» А отправить мысль гражданину Б с минимумом усилий и внимания. Конечно, в процессе этого компании, которые обеспечивают данные способы сообщения, стремятся изобразить себя столь необходимыми для социальной среды, что конечные средства контроля являются их прерогативой.

Цифровые сети определенно имеют возможность произвести новые формы познания, благодаря данным, что мы теперь регулярно оставляем о себе, но лишь малая часть этих сведений оказывается обнародована. Секретность Кремниевой долины привлекает теорий заговора не меньше, чем оборонные ведомства времен Холодной войны в 1950-х и 1960-х годах. По своей природе технология сетей Интернет предназначена не для поддержки научных идеалов основанного на фактах консенсуса и объективности, а для реализации военных представлений об эффективной координации, необходимой для победы. Ее ключевые преимущества заключаются в скорости и чувствительности к изменениям, что позволяет ей предоставлять знания, скорее необходимые для войны, нежели поддерживающие мир.

Большинство пользователей смартфонов и Интернет знают, что эти технологии являются инструментами слежки, даже если мало кто из нас находит время об этом подумать. Бесплатные службы, такие как социальные сети или поисковые системы, имеют свой заработок за счет сбора и анализа данных, которые потом используют, продавая пространства для таргетированной рекламы. Как сказал эксперт по приватности Брюс Шнайер, «слежка является бизнес-моделью Интернета»[195]. Это вызывает ряд политических вопросов по поводу того, как эти компании воспользуются этой новой силой. В частности, Google, Apple, Facebook, Amazon и Uber получают беспрецедентные данные о наших мыслях, чувствах, перемещениях, взаимоотношениях и предпочтениях в таких деталях, какие никогда не были доступны традиционным социологам, статистикам или маркетологам. В сочетании с аналитическими алгоритмами способности «больших данных» к прогнозированию невероятны, а потенциал применения и злоупотребления вызывает опасения. Судьбоносные решения в том, что касается законодательства, управления персоналом, потребительского кредитования, контртерроризма и много чего еще, все могут приниматься исходя из анализа данных, но эта сила часто не видна и в основном кроется в непрозрачном коммерческом секторе[196].

«Большие данные» с традиционной статистикой объединяет одно – и то и другое строится на цифрах, но их политические различия колоссальны. Традиционные научные организации, такие как Лондонское королевское общество и национальные статистические ведомства, предполагают наличие небольшой группы экспертов, производящих знания, которые потом делаются доступными для широкой публики. Это может вызвать недовольство, если кто-то из членов общества почувствует себя вне поля зрения произведенных фактов. В случае с «большими данными» все практически наоборот: широкая публика своими поисковыми запросами, перемещениями и статусами в Facebook все время производит знания, которые затем становятся доступны небольшой группе экспертов. Коль скоро это коммерческий ресурс, никакой нужды разглашать эти данные нет.

Чтобы действительно понять преображающую мир силу Кремниевой долины, необходимо рассматривать амбиции этих компаний шире, чем в плане политики и экономики. Хотя комментарии Цукерберга о телепатии звучат несбыточно, они также отличаются впечатляющей честностью в отношении конечных стремлений Интернет-корпораций вроде Facebook. Их настоящая цель – обеспечивать инфраструктуру, через которую люди взаимодействуют с окружающим миром. Это вмешательство в одинаковой степени и философское и технологическое, из-за чего компьютеры оказываются замешаны в базовые отношения между «разумом» и «миром», что доставили Декарту столько сомнений еще в 1630-х годах. Согласно данному видению, когда разум пожелает чего-то узнать, он обратится к Google; когда захочет с кем-то пообщаться, он воспользуется Facebook. Если нам захочется оказаться где-то в другом месте, мы кликнем по иконке Uber; а когда захочется просто чего-нибудь, Amazon это доставит. И так далее.

Чтобы убедиться в успехах данного проекта на сегодняшний день, достаточно взглянуть на то, сколько людей в вагоне метро погружены в свои телефоны и сколько переходит улицу, уткнувшись в экран. Наша «зависимость» от своих устройств провоцирует навязчивое культурное беспокойство по поводу того, что мы не успеваем замечать, пока копаемся в сети. Если мы будем рассматривать эти устройства чисто в контексте знаний или контента, что они нам предоставляют, словно высокотехнологичная замена газетам, то мы недооцениваем их силу. Соблазн смартфона происходит из его военного происхождения: экран показывает мир, послушный нашим командам. Прокручивание и «свайпинг» удерживают наше внимание до тех пор, пока заложенные в приложение и платформу функции не расплываются в постоянное, беспорядочное использование. Смартфоны вызывают привыкание за счет того, что они взаимодействуют с нами физически (в данном случае через наши руки) в той же степени, что и ментально, через наши глаза и умы. Мы все больше изучаем свои экраны скорее из-за того, что они под нашим контролем, нежели из-за информации, которая на них отображается.

В долгосрочной перспективе экраны тоже станут недостаточно удобны для реализации амбиций быть связующим звеном между миром и разумом. Технологии распознавания речи, используемые в Amazon Echo и Apple Siri, делают возможным считывание мыслей и желаний акустически, превращая их в данные. Amazon запатентовала технологию определения личности говорящего в любой момент и постепенного формирования профиля его личности и предпочтений. Демонстрируя любопытную смесь сенсорных метафор, она известна как «голосовой сниффинг». Нательные устройства, такие как Apple Watch и Fitbit, отслеживают показатели, даваемые нашими телами, когда те реагируют на различные продукты или окружение. Amazon Dash – это небольшое устройство, которое крепится к стене и снабжено кнопкой, чтобы нажимать ее всякий раз, когда пользователь замечает, как дома что-то закончилось, после чего в Amazon сразу отправляется заказ. Все эти технологии делают одну вещь – минимизируют шанс, что индивид попытается выразить свои мысли в какой бы то ни было среде, не относящейся к тому, чем владеет используемая платформа. Разумеется, все, что может напрямую обращаться к «мыслям», как только те появляются в мозгу, будет реализовано самым оперативным способом.

Инфраструктура, создаваемая в Кремниевой долине, далека от фантастических антиутопий XX века с их тотальной правительственной слежкой и жестокой тайной полицией. В той же степени она не похожа на статистические методики, такие как переписи, голосования и опросы, которые требуют, чтобы специалисты шли в народ и задавали вопросы, порой создавая респондентам неудобства. Разница в том, что мы сознательно принимаем цифровую слежку в свой быт, потому что она обещает нам контроль над нашей жизнью. Она позволяет нам выдавать команды вроде: «Нужно больше чистящих средств на кухню!», «Вызови мне такси!», «Расскажи прогноз погоды!». То, как мы принимаем растущее глобальное доминирование Uber и т. п. в основном потому, что они дают нам возможность немножко подоминировать самим над таксистами, информацией и материальными ценностями, являет собой мрачное отражение человеческой психологии.