Право на месть - Александр Мазин

Ласковин выполнил команду.

Сначала он совершенно не представлял, что должен увидеть, но постепенно ощущения усилились, особенно давление в затылке, и он «увидел». Как будто кто-то протянул резиновую, налитую мутью сосиску сквозь его голову. «Сосиска» тут же начала разбухать, заняла полчерепа… но Андрею было очень трудно сосредоточиться на созданном образе. Мешали собственные мысли, сидящее внутри беспокойство.

«Зеленый фон»,– вспомнил Андрей.

Чистый зеленый фон внутри сознания. Он, говорил Зимородинский, избавит вас от болтовни в голове.

Андрей представил впереди и вокруг себя это самое зеленое пространство, волнующееся, как поверхность моря… и тут же потерял образ резиновой «сосиски».

Андрей попробовал вернуть его, опираясь на давление в затылке, но давление это ощущалось теперь не внутри, а где-то позади головы. Ласковин попытался сам «отодвинуться» назад…

Что-то ярко полыхнуло в мозгу, и Андрей выпал из реального мира.

Он стоял на чем-то круглом, скользком и ненадежном, вроде болотной кочки. Он был голый и мокрый. Его окружала серая муть с красными тусклыми проблесками. Шагах в семи от него муть сгущалась в темную колеблющуюся стену. И от этой стены, словно вырастая из нее, к Андрею тянулась огромная, тоже темно-серая ручища. Толстенная великанья ручища эта по запястье погрузилась в живот Андрея и возилась там, внутри.

Андрей увидел, как ходят мускулы на огромном предплечье, и содрогнулся от омерзения. Он вцепился в гадину (вдвое толще, чем его собственные руки) и потащил наружу. И тут же закричал от боли в животе. Ручища зацепилась прочно. Да она попросту вросла в его тело: серая дряблая шкура без всякой границы переходила в смуглую кожу живота.

Андрей испугался. Он понял, что никогда не избавится от гадины.

«Огнем бы ее!» – подумал он с тоской.

И пришел огонь.

Пламя вспыхнуло прямо у Андрея в животе.

Серая лапа с невероятной быстротой выдралась из его нутра (Андрей ощутил такое облегчение, словно лопнул нарыв) и стремительно втянулась в темно-серую стену. Красные проблески густо усеяли ее след… и вслед за ними, как раскаленный газ из воронки, метнулся сгусток огня. Но опоздал. Лапа уже втянулась, и пламя бесполезно расплылось вдоль серой стены.

И в это же мгновение Андрей вернулся в реальность.– Иппон,– произнес Зимородинский. Андрей увидел, что лицо сэнсэя блестит от пота. «Да,– подумал он.– Эта хренова магия – трудная работа».

Андрей ошибся. Не собственные усилия вызвали испарину на лбу Зимородинского. Честно говоря, ученик был на волосок от того, чтобы остаться без учителя.

Зимородинский спокойно наблюдал, как постепенно упорядочивается движение энергетических токов внутри Ласковина. Вячеслав Михайлович полагал, что контролирует ситуацию, и постепенно увеличивал давление. Он был готов к тому, что вот-вот подключится кармический хранитель, и даже представлял возможную реакцию. Отключение и изоляция головных чакр, чтобы облегчить приток энергии, затем – медленное выжимание чужого влияния из манипуры. Так действовал бы он сам: разумно и аккуратно. Но силы, стоящие за его учеником, действовали иначе.

На какой-то миг сопротивление воздействию полностью прекратилось – и сразу же произошел взрыв.

Огненный смерч устремился по каналу, соединившему Зимородинского с Андреем. Устремился с такой невероятной быстротой, что Зимородинскому пришлось броситься на пол, свернуться клубком, прерывая всякую связь с окружающим, выпадая из мира, став полностью беззащитным… И огненный фонтан не настиг его, не опознал.

Спустя несколько секунд Зимородинский поднялся. И ученик его так и не увидел последствий своей «защиты».

– Ну как? – спросил Андрей.– У меня вышло?

– В общем – да,– сказал Вячеслав Михайлович.

Разумеется, то, что произошло, не годилось для боя. Это было все равно что резать сваркой трубу, по которой качают природный газ.

И все-таки Зимородинский узнал достаточно. В частности, что ученик его уже созрел для того, чтобы овладеть одним приемом из тайного арсенала школы девяти сутр.

В сознании Зимородинского тотчас возник именно тот прием, который требовалось передать.

– Вытяни руку,– приказал он.– А теперь сосредоточься на собственном канале перикарда, не забыл, где он проходит?

– Нет.

Ласковин закрыл глаза, чтобы удобнее было представлять.

– Нет, смотри на меня! – потребовал сэнсэй.– А теперь сосредоточься на противнике, найди, прочувствуй первую точку наружной ветви канала… Покажи на мне!

Андрей коснулся указательным пальцем бокового края грудной мышцы Зимородинского.

– Чтобы открыть канал, надо нанести сюда резкий удар пальцами, вот так! А затем представить, что ты берешь энергию врага, перекачиваешь ее в себя. Короткий удар – затем втягиваешь энергию. Сколько сможешь.

Ласковин представил. В качестве противника он хотел увидеть Лешинова, но почему-то возник Крепленый. Ну, не так это важно. Андрей мысленно нанес удар и потянул силу из тощей татуированной груди, втягивая ее, как втягивают воду большой резиновой грушей.

– Хорошо,– похвалил Зимородинский.– Теперь можешь идти.

– И что, это все? – удивился Ласковин.

– Все. То, о чем ты меня просил. Умение убивать, не оставляя видимых следов.

– Но я просил не сейчас! – возразил Ласковин.

– Все приходит в нужное время. Ты получил то, что хотел.

– Как-то не верится… – пробормотал Андрей.– То есть я вот так представляю – и человек мертв?

– Попрактиковаться тебе не удастся,– сказал Вячеслав Михайлович.– Но будет именно так. Это второй урок.

– А первый – защита?

Зимородинский промолчал.

– Рассказать тебе, что я видел?

– Нет.

Ласковин удивился. Он привык к тому, что Слава вызнает все до последней мелочи.

– Что ты видел – не важно. Важно – что ты сделал. Но это не первый урок. Не важно. Потом поймешь. Поезжай. О Федоре я позабочусь.

– Спасибо! – поблагодарил Андрей.

– Не за что.

Только садясь в машину, Ласковин понял, в чем состоял первый урок.

Он был спокоен, собран и готов к действиям. Злости больше не было. И не было порыва немедленно ехать на Ленинский. Больше того, Андрей понял, что вообще туда не поедет. А поедет домой, к Наташе. Все, что Андрею сейчас нужно,– это увидеть ее.

«Напои меня полынью…»

К огда Юра увидел вновь пришедших, то сразу же выделил одного. Это его портрет на полстены красовался в комнате. Юра еще подумал: неприятное лицо, голодное какое-то.