Сказание о Йосте Берлинге - Сельма Лагерлеф

Грешник, надумавший искупить грехи, должен одеться в рубище, пить воду из ручья и есть черствый хлеб, будь он нищий или король. Он должен идти, а не ехать. Спать на репьях. Ползти на коленях по камням святых могил, пока они не заблестят. Истязать себя плетьми. И не искать сладости, кроме страдания, не искать блаженства, кроме горя.

Молодая графиня Элизабет тоже была одной из таких страдалиц. В рубище и власянице вступила она на каменистую тропу искупления, потому что душа ее не находила себе места. Она искала страданий, как усталый путник ищет родник в пустыне, чтобы омыть сбитые до крови ноги.

Храбро пустившись в опасное ночное путешествие, она навлекла на себя беду.

Муж ее, граф Хенрик, молодой человек с головой старика, в ту ночь вернулся в Борг лишь наутро, когда мельница и кузница в Экебю уже были снесены бурлящим потоком. Не успел он приехать, графиня Мэрта велела позвать его к себе и ошеломила странным рассказом:

– Твоя жена исчезала нынче ночью, Хенрик. Ее очень долго не было, много часов, а вернулась она в обществе мужчины. Я сама слышала, как он пожелал ей спокойной ночи. И даже знаю, кто это был. Я знаю, когда она ушла, и знаю, когда вернулась, хотя вовсе не собиралась за ней подглядывать. Она обманывает тебя, Хенрик. Она тебя обманывает. Притворяется невинным созданием, а сама вешает отвратительные, похожие на рыбью чешую гардины, только чтобы досадить мне. Она и не любила тебя никогда, бедный мальчик. Ее отец просто-напросто хотел побыстрее от нее избавиться, а за тебя она вышла, чтобы было кому ее содержать.

Она била в самые больные точки, и Хенрик рассвирепел. Развод, развод и только развод! Брак должен быть расторгнут, и неверная немедленно отправлена к своему отцу.

– Ну нет, дорогой, развестись – значит осудить ее на погибель. Она избалована и дурно воспитана. Позволь мне заняться ее воспитанием, вернуть ее на путь долга.

И граф послал за молодой графиней, чтобы объявить ей о своем решении: отныне она во всем будет следовать воле свекрови.

Ах, какая сцена последовала! Никогда и ничего более драматического не слышали стены этого обреченного на вечные страдания дома.

Граф Хенрик обрушил на жену потоки обвинений. Он воздевал руки к потолку – ты, бесстыжая женщина, вываляла мое благородное имя в грязи! Он тряс кулаком у нее перед лицом и спрашивал, какое наказание она сама считает достойным совершенного ей преступления.

Молодая графиня совершенно не боялась мужа. Тем более, она была уверена, что поступила правильно, и серьезно ответила, что ужасный насморк, который она схватила той ночью, более чем достойное наказание.

– Элизабет, – строго сказал Мэрта. – Шутки здесь неуместны.

– Мы с вами, графиня, всегда расходились во мнении, какие шутки уместны, а какие нет.

– Возможно, возможно… но ты ведь понимаешь, Элизабет, что порядочная женщина не убегает ночью из дому на свидание с известным авантюристом.

Тут Элизабет Дона поняла, что свекровь хочет ее уничтожить. И надо бороться до последнего, чтобы не навлечь на свою голову большого несчастья.

– Хенрик, – взмолилась она. – Почему ты позволяешь твоей матери становиться между нами? Позволь мне рассказать, как все было. Ты справедливый человек, ты не осудишь меня, не выслушав. Узнай же, что я действовала так, как ты меня учил.

Граф важно кивнул. И Элизабет рассказала, как она обидела Йосту Берлинга – обидела так, что он от отчаяния чуть не погубил свою жизнь. Она рассказала все, что произошло в голубом кабинете, и совесть повелела ей исправить ошибку.

– У меня нет права судить его, – закончила она. – И ты, муж мой, много раз говорил, что нет никакой жертвы, которую не стоило бы принести во имя исправления несправедливости.

Граф повернулся к матери и нахмурился:

– И что скажет на это матушка?

Его хилое тело буквально распирало сознание собственного величия, величия мудрого и непогрешимого судии.

– Что я скажу? Скажу, что Анна Шернхёк девушка неглупая, и наверняка она знала, что делала, когда рассказала всю эту историю Элизабет.

– Матушка не изволила меня понять, – сказал граф. – Я спросил, что матушка думает не об Анне Шернхёк, а об этой истории. Неужели графиня Мэрта Дона пыталась уговорить свою дочь выйти за лишенного сана священника?

Графиня на секунду потеряла дар речи. До чего же глуп ее сын – взял не тот след! Ее охотничий пес забыл про зайца и погнался за хозяином! Но она быстро взяла себя в руки.

– Дорогой друг, – она пожала плечами, – у меня есть причина не вытаскивать на свет божий старую историю об этом несчастном… та же причина, по которой я умоляю тебя сделать все, чтобы избежать публичного скандала, вновь связанного с его именем. Дело в том, что он, по всей вероятности, погиб сегодня ночью.

Она говорила кротко, с ноткой глубокого сожаления, но во всей ее речи не было ни слова правды.

– Элизабет долго спала нынче, она, должно быть, не слышала – уже послали людей искать господина Берлинга. Он не вернулся в Экебю, опасаются, что утонул. Нынче ночью вскрылся лед. Посмотрите сами.

Молодая графиня резко повернулась к окну. Озеро почти свободно ото льда.

И ее охватил ужас. Она хотела помешать Господу вершить Его суд! Она лгала и притворялась, прикрывшись белым плащом невинности…

Элизабет Дона в отчаянии упала на колени перед своим мужем:

– Суди, презирай, делай что хочешь, я любила его! Даже не сомневайся – я его любила! Я рву на себе волосы, рву одежды от горя. Теперь, когда его нет, мне все равно. Я не хочу защищаться. Ты узнаешь всю правду. Не мужа любила я, как велят законы божеские и человеческие, не мужа, а другого. Я – одна из тех презираемых, кто поддался на соблазн запретной страсти!

Что ж, валяйся в ногах у своих судей, скажи им все, все без утайки. Добро пожаловать, добровольное мученичество, давно тебя ждали. Добро пожаловать, заслуженный позор! Если бы ты могла призвать все испепеляющие небесные молнии на свою голову, ты бы это сделала, не задумываясь.

Скажи, скажи своему мужу, скажи без утайки, как страсть охватила тебя мучительно-сладкими объятьями, огромная и непреодолимая, как горевала ты о слабости и грешности своего сердечка. Расскажи, что охотнее повстречалась бы со всеми могильными призраками, какие только есть в округе, чем с демонами, овладевшими твоей душой. Скажи, что как только поняла, что Господь отвернулся от тебя, ты чувствуешь себя недостойной ступать по этой земле. В слезах и молитвах боролась ты с искушением…

– Боже, спаси меня! – отчаянно молила ты. – Боже, изгони демонов-искусителей из моей бедной души!

Скажи им, что посчитала за лучшее молчать, никто не должен знать, какая ты грешница, ни один человек на земле. Ты думала, Бог на твоей стороне. Ты думала, что идешь по Его стопам, когда хотела спасти человека, которого тайно любила. Скажи им, что он, твой избранник, даже не догадывался о твоей любви. Как же получилось, что жертвой стал он, а не ты? Как ты могла знать, что правильно, а что неправильно? Это знает только Бог, и Он наказал тебя, уничтожил идола, которому ты поклонялась. И только Бог, а никто иной, указал тебе путь искупления.