Лекции по античной философии. Очерк современной европейской философии - Мераб Константинович Мамардашвили

или явлений, восприятия света, берем ее за основу, но то, что мы рассказываем о световых волнах на языке науки, ни в одном пункте не содержит наших световых ощущений (назовем их условно качествами). То, о чем будет рассказано и к чему мы шли, анализируя совокупность световых ощущений (структура световых волн), этих ощущений нигде, ни в одном пункте не содержит, и, как бы мы ее ни растягивали, мы нигде не придем к ощущению. Более того, окажется, что при иначе организованной чувственности (и неизменной физической картине) то, что одни существа воспринимают как свет, другие будут воспринимать как звук. И описываемая картина научна в той мере, в какой она ни в одном своем пункте не содержит качеств. Но, простите, мы шли к ней все-таки на основе так называемых наблюдений, экспериментов, в которых фигурировали все наши чувственные состояния… куда они исчезли?! Мы пришли к картине, от которой не можем вернуться назад к этим чувственным состояниям, более того, картина остается научной, рациональной в той мере, в какой она как раз не содержит в себе никаких этих качеств, и по одной простой причине: формулируемые физические законы должны быть универсальными, то есть они не должны зависеть от случайности, что их наблюдает именно человеческое существо, а не какое-нибудь другое, не марсианин. Например, законы Максвелла сформулированы так, что допускают волны любых частот, а допущение волн любых частот есть одновременно наша мысль о них: мы знаем, что есть волны разных частот, а не только тех, которые доступны разрешающей способности нашего аппарата восприятия. Следовательно, сама теория частот света в той мере, в какой она формулирует закон, сформулирована независимо от нашей способности восприятия, не содержит в себе этих качеств.

Но ведь интенсивности и качества существуют! Более того, по теории Аристотеля, оказывается, что они являются самым существенным строительным кирпичиком мира. Например, если мы движемся во времени вперед к какой-то мысли, то в силу дискретности времени мысль может появиться только в том случае, если нечто породит ее самим фактом своей действенности, то есть присутствием, — есть. А «есть» — это всегда интенсивность, то есть качество. Как это объяснить? Как построить научную теорию? Мы как-то говорим об этом на философском языке, — cкажем, Аристотель говорил, и он затем предлагал этот философский язык в качестве образца и модели для научного языка. Не сработало дело, но проблема-то осталась. И в итоге мир, на который мы смотрим, состоит из таких явлений и целиком заполнен такими явлениями, что в этом мире (в картине такого мира) нет места для тех других явлений, посредством которых мы узнали о первых. В картине физического мира нет места для сознательных явлений, которые в то же время являются условием того, что мы вообще можем о физическом мире что-либо узнать, в том числе можем получить новую мысль о физическом мире, — в силу закона, над которым бились греки, а именно в силу закона невозможности мышления. Возьмите физическую мысль в современном научном мышлении (ту, которая рисует картину мира) — она может произойти как мысль, если есть действенность, или бытие. Есть бытие — есть мысль, потому что из содержания мысли здесь не вытекает содержание мысли там, завтра, в следующее мгновение. Каким же образом получается, что я, начав мыслить, все-таки оказываюсь потом с мыслью в руках? Я же могу умереть. Чем держится эта нерассеянность?

Аристотель как бы утверждает, что даже мысль нельзя породить мыслью, — все рождается только бытием. Это парадоксальная вещь, но это реальный вывод всей античной философии, если организовывать ее вокруг продумывания того парадокса, о котором я говорил. Подчеркиваю: ведь мы считаем, что мысли рождают мысли, что мысли — некоторые ментальные бестелесные существа, а если продумать, то окажется, что просто голой мыслью нельзя породить даже мысль. Поэтому во всякой грамотной философии понятие, категория «бытие» и учение о бытии занимают самое решающее место, в том числе в силу интуиции, или ощущения, что… В нашем изложении, в логических учениях мы можем показать силлогизм, в котором одна мысль вытекает из другой. Мысль — что это такое? Мысль — это мысль, это не вещь, назовем условно «голая» мысль, «бесплотная». Так вот, даже мысль не порождается голой мыслью, хотя, казалось бы, сам Бог велел мысли порождаться мыслью. Нет, тут еще должна быть, как выражается Аристотель, мысль мыслей, как должен быть порядок порядков, закон законов, или, как мы говорили в контексте атомизма, движение движения. И мысль мыслей, порядок порядков, закон законов намертво замкнуты античной мыслью на бытие, в аристотелевском варианте они замкнуты и на действенность, или интенсивность, и на качества, и на индивидуальность.

В современной науке есть черты, которые могут быть интерпретированы, условно конечно, как некоторый ход назад, как возвращение, частичное, или по каким-то пунктам, к Аристотелю. Скажем, некоторые парадоксы и проблемы в квантовой механике и в теории относительности похожи на то, как Аристотель занимался решением проблемы качеств, интенсивностей, действенностей, индивидуальностей и так далее. Но о том, насколько глубоко это сходство, сейчас очень трудно судить, а более подробный рассказ об этом потребовал бы от меня гораздо большего времени и к тому же введения понятий из физики, которые очень усложнили бы для вас дело. Поэтому я не буду в это вдаваться, а просто помечу, что видимость такого процесса, идущего по гребню проблемы индивидуальностей, индивидов, намечается и существует.

Будучи назывателем и многое назвав, Аристотель, впившись своим детальным, цепким и в то же время глубоким взглядом в движение мысли вокруг предмета (он вовсе не был простым описателем и классификатором, хотя и не был таким трагическим мыслителем, как Платон, но был мыслителем родственной ему глубины), фиксировал и называл все коленца, шаги этой мысли. Наработав кучу понятий, Аристотель свихнул мозги последующим поколениям.

Есть судьба у философии, так же как она есть у вещей. Я имею в виду, что на философию тоже распространяются законы, которые формулирует сама философия, в том числе закон, который я условно называл законом усилия, то есть законом непрерывного заново рождения. А он в человеческой жизни всегда нарушается. Мысль о законах появляется у человека только потому, что есть беззаконие, то есть возможность отклоняться от законов; когда она есть, тогда существа, отклоняющиеся от законов или имеющие такую возможность, начинают думать о законах. Я говорил, что непорядок, хаос есть норма, сама собою устанавливающаяся, а порядок, истина и так далее — это ненормальное состояние. В философской мысли тоже есть определенного рода порядок, и, если мысль