Время побежденных - Максим Голицын
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ничего, — неубедительно ответил он, — порядок.
— Поищи какой-нибудь плоский камень. Мы испечем на нем эту дрянь.
— Чего?
— Да что с тобой? Давай шевелись!
Он поднялся и, точно лунатик, побрел на поиски.
— И давно он так? — спросил Хенрик.
— Тебе лучше знать, — отозвался док, — ты же с ним ночью дежурил.
— Да он вроде был в норме. Правда, мне показалось, что он то ли сонный, то ли усталый. Но я и сам вымотался. Рамирес! Эй, Рамирес!
Тот как раз приволок к костру здоровенный плоский камень — как раз такой, как надо.
— Расскажи доку, как ты себя чувствуешь, — настаивал Хенрик, — не хватало нам, чтобы ты расклеился.
— Да никак, — вяло отозвался Рамирес, — вот только знобит немного…
— Док, — Хенрик все никак не мог успокоиться, — может, это лихорадка какая-нибудь? Ты вроде толковал что-то…
— Маловероятно, — задумчиво пробормотал док, — после тех случаев все на базе получили инъекцию вакцины. Разве что это что-то новенькое… Иди сюда, Рамирес. Я тебя осмотрю.
— Со мной все в порядке, — уперся Рамирес, — тоже мне, нашел время.
Но все же подошел.
— Что ты собираешься с ним делать? — поинтересовался я.
— Так, стандартный осмотр. — Док уже копался в своей аптечке. — У той лихорадки симптомы совершенно определенные, да и начиналась она по-другому.
— Не буду я при всех, как дурак, в пасть градусник совать, — заупрямился Рамирес, — или задницу заголять.
— Ладно, — покладисто сказал док, — давай отойдем.
— Что он делать с тот омбре? — заинтересовался индеец.
— Смотреть. Он его лечить, — ответил я, машинально переходя на ломаный язык нашего проводника, — он этот… — Я напрягся и наконец вспомнил. — Курандейро.
— Болеть в лесу плохо, — индеец покачал головой. — Опасно! Все потому, что он видеть Васеладо. Скиталец. Смотреть Васеладо очень опасно.
— Вот это номер, — насторожился я, — опасно? Чем?
— Васеладо звать к себе, — коротко ответил индеец.
— Брось, малый. Мы его второй раз видим, и ничего. Он, правда…
Я потер лоб и задумался. Я лишь смутно помнил, что мне примерещилось тогда, в Долине Смерти; если видишь что-то очень уж страшное, всегда проще забыть. Считать, что это галлюцинация.
— Васеладо звать кого сам хотеть, — пояснил проводник. — Кто готов. — И спокойно добавил, осуждающе покачав головой: — Васеладо не люди.
Я обернулся к Хенрику, который прислушивался к разговору.
— Ты ему веришь, Хенрик? Черт, дока нет. Я никак не пойму, о чем он толкует.
— Я тоже, — мрачно ответил Хенрик, — но мне это не нравится.
— Ага… а я, по-твоему, в восторге.
— Курандейро со всем справляться, — твердил свое проводник, — но не с демонами. Нет.
Минут через пятнадцать док наконец вышел из- за ствола огромного дерева, где оборудовал свой полевой госпиталь. В ответ на вопросительный взгляд Хенрика, он лишь покачал головой.
— На всякий случай я впрыснул ему еще одну дозу вакцины. Но симптомов никаких. Да он ни на что и не жалуется.
— Как ты себя чувствуешь? — вновь спросил я Рамиреса.
— Нормально, — тот пожал плечами.
— Ладно, — сказал Хенрик, — после завтрака сворачиваем лагерь. Так куда, ты говоришь, теперь двигать?
— К горы, — сказал проводник. — Они там жить.
И, помолчав, добавил:
— Мы тоже там жить. Это раньше быть наша земля.
— И долго нам идти?
— Три день. Четыре. Как они хотеть. А вы им говорить — пусть убираться отсюда.
— Послушают они, как же, — вздохнул Хенрик.
— Почему бы вам не переселиться в какое-нибудь другое место, — спросил я, — если вы их так боитесь?
— Мы отходить, — пояснил он, — они идти за нами. Они везде.
— Хорошенькое дело, — грустно сказал Карс, — мы попали, как курва в щип.
— По форме ты не прав, но по существу так и есть.
…Мы продвигались дальше. Ветви деревьев нависали так низко, что приходилось идти пригнувшись. Земля была покрыта пружинистым ковром, и в этом сумраке я с трудом разглядел, что она сплошь поросла огромными грибами, белесыми и гладкими. Казалось, мы ступаем по головам скелетов, стоймя закопанных в землю.
Док немного обогнал нас, отколупнул кусочек от одного такого гриба и теперь возился со своим оборудованием.
— Они совсем не радиоактивные, — сказал он, когда мы подошли, — странно. Обычно грибы аккумулируют всякую дрянь.
— Есть нельзя, — тут же встрял в разговор индеец, — плохо.
Похоже, он смотрел на мир в основном с точки зрения его съедобности.
— Ты их есть, — пояснил он доку, — твоя душа улетать из тела. Очень опасно. Может не вернуться.
— Наверняка галлюциногены, — задумчиво сказал док, — такие штуки росли в этой местности и до Катастрофы. Правда, не много. Их местные колдуны лопали.
— Странно, что тут так тихо, — сказал Хенрик, — я думал, отбою не будет от всякой живности.
— Уж больно поганое это место, — отозвался я, — кому охота тут жить? Я бы не стал, будь я даже мутант.
— Что значит — тихо? — удивился Рамирес. — Вы разве не слышите, что нас кто-то зовет?
Он напряженно озирался, сверкая в полумраке расширенными глазами.
Я насторожился. Прислушался, но вокруг царила мертвая тишина. Вот именно — мертвая. Даже наших шагов и то слышно не было — упругий покров заглушал их.
— Док?
— Может, он этой дрянью надышался? — предположил док. — Ядовитые испарения…
— Почему я не надышался? Кто тебя зовет, Рамирес?
— Не знаю, — растерянно отозвался тот, — но я отлично слышу. Оно… оно знает, как меня зовут. Все время окликает.
— Говорю тебе, с ним неладно, — настаивал Хенрик.
— Ты тоже ничего не слышишь?
— Как можно услышать чужую галлюцинацию? Ему все время что-то мерещится.
— Нехорошо, — зловеще каркнул индеец, — очень нехорошо.
— Док, да уйми ты этого прорицателя!
— Оставь! Он лучше знает, что к чему. Они жили в этих местах, еще когда ты под стол пешком ходил.
— Что он может знать? Он же дикарь! Ты погляди на него — картинка из детской книжки, да и только! А у этого щенка наверняка лихорадка. Вот ему и мерещится всякая дрянь.
— Говорю тебе, нет у него никакой лихорадки! Ничего у него нет! Физически он в норме. Я тоже, по-твоему, ни в чем не разбираюсь?