Время побежденных - Максим Голицын

— Ты сумел его разглядеть? — с интересом спросил Карс.

— Нет, — ответил он как-то слишком поспешно. — Нет.

Мне почему-то показалось, что он врет.

Остаток вечера Хенрик просидел молча, уставившись в огонь. Больше из него ничего не удалось вытянуть.

Мы стали укладываться. Дежурить решили по двое, и я взял себе в пару Карса — просто по привычке. Нам выпала первая вахта. Я устроился поближе к костру, время от времени подкидывая в него ветки, тогда как мой напарник, склонившись, что-то черкал в своем блокноте. Каракули кадаров я не разбирал, но мне стало любопытно, что он там корябает. Завещание, что ли, пишет? Или ходатайство насчет включения в этот самый график воспроизводства?

— Что ты там пишешь, Карс?

— Отчет, — серьезно ответил мой напарник. — Или дневник… я уже и сам не знаю. Пока я мог его переправлять, то, я думаю, это был все-таки отчет. А тут куда его денешь? Раз я заполняю его каждый день и никуда не отправляю, тогда это называется дневник, правильно? И я хочу попросить тебя вот о чем… Если со мной что-нибудь случится, Олаф…

— Не болтай глупости, — сердито ответил я.

— Нет, Олаф… давай заглянем правде в глаза. Каждый из нас может не вернуться. Надеюсь, это будешь не ты. Так вот — передай мой дневник в консульство. Обещаешь?

Я вздохнул.

— Ладно, обещаю. Но ты сам его передашь в это свое консульство. Ты мужик крепкий. Мы вернемся. Такое у нас задание — выяснить как можно больше и вернуться.

— Ты оптимист, Олаф. Это хорошо. Всегда приятно иметь дело с оптимистом.

— А ты у нас, получается, пессимист. Брось, не отбивай хлеб у Хенрика!

— А, понял… но мы, кадары, не оптимисты. И не пессимисты.

Он вздохнул, захлопнул блокнот и спрятал его в нагрудный карман штормовки.

— Мы реалисты.

* * *

Из отчета агента 18–15

Проснувшись, я увидел, что наш проводник не терял времени даром: он смастерил нехитрое удилище и уже успел поймать несколько рыб. Не знаю, какие раньше тут водились рыбы, но эти были противными, розовыми, без чешуи и сплошь покрыты слизью.

Глаз у них тоже не было.

— Ты что же, думаешь, что они съедобны? — с сомнением спросил Хенрик.

Индеец как раз подсек очередную рыбу, и она шлепнулась рядом с шевелящейся кучей.

— Можно есть, — ответил он. Потом насторожился и показал на последнюю добычу.

— Всех можно. Эта — нельзя. Эта очень плохо.

— Не вижу разницы, — заинтересовался Карс, — они все одинаковые. Он вообще уверен, что это рыбы?

— А кто это может быть, дружище?

— Я думал, это такие большие черви. Глисты, да?

— Ну тебя к черту, — сердито сказал Хенрик.

— Хорошая рыба, — настаивал индеец. — Вся, кроме эта. Эта нельзя.

Он уже нагнулся, чтобы кинуть добычу обратно в ту вонючую лужу, откуда он ее выудил, но док остановил его и отобрал рыбу.

— Что ты делаешь? — спросил Хенрик.

— Хочу проверить ее на радиацию.

Он натянул резиновые перчатки и взялся за дело. Хенрик с интересом наблюдал за его неаппетитными манипуляциями.

— Точно! — с удовлетворением произнес наконец док. — Эта тварь здорово фонит. Ее и впрямь нельзя есть. Дай-ка мне еще вон ту, крайнюю!

— Зачем?

— Слово «контроль» тебе о чем-нибудь говорит?

Хенрик пожал плечами, но послушно исполнил роль ассистента.

— А эта в порядке, — заключил спустя несколько минут док. — Он прав. Ее можно есть. Она безвредна.

— Ты хочешь сказать, — удивился Хенрик, — что этот дикарь может отличить зараженную рыбу от нормальной?

— Угу, — подтвердил доктор, — похоже на то.

— Без дозиметра, на глазок?

— Уж не знаю как. Хенрик, они безвылазно живут в Гиблых Землях. Не умей они тут ориентироваться, они просто не выжили бы.

— В него что, дозиметр встроен?

— Я думаю, это интуиция. Шестое чувство. Наверняка они делают это бессознательно. Хочешь, давай у него самого спросим.

Он обернулся к индейцу:

— Как ты отличаешь хорошую рыбу от плохой?

Тот равнодушно пожал плечами.

— Никак. Просто знать. Все в племени это знать. Плохая рыба — плохо. Нельзя есть.

— Ясно? — сказал док Хенрику.

— Мутанты, — мрачно пробормотал Хенрик, — все они просто-напросто мутанты.

— Ты тоже мутант, — успокоил его док, — и я тоже. Все человечество — результат древней мутации.

— Какая мне разница, что стряслось в незапамятные времена? Теперь-то что происходит?

— А что происходит?

— Ты — ученый. Ты мне и объясни.

— Да ладно вам, — вмешался я. — Что толку ссориться на голодный желудок? Дай мне ножик, док. Я их хотя бы выпотрошу, этих тварей.

— Это не нож, а скальпель, — возразил док.

— От этого он хуже не режет.

— Жарить на горячий камень, будет хорошо, — задушевно сказал индеец.

— Ну, так нужно раскалить этот камень. Рамирес! Эй, Рамирес!

Тут только я сообразил, что Рамирес с самого утра сидит, неподвижно уставившись в одну точку.

— Что с тобой, приятель?

Тот вздрогнул и обернулся.