Иезуит - Алекс Кейн

«Что же у них там происходит, если мне нельзя даже взглянуть?»

Инки не различали времени и пространства, и то, и другое называя единым словом «пача». Месяцы они считали по Луне, год называли Солнцем, а десятилетие — Большим Солнцем. Индейцы верили, что прошлое находится впереди — ведь его только предстоит узнать, а будущее — позади. Север у них располагался внизу, под ногами, а юг — над головой.

О смене времен года Иштвану рассказал один из новых знакомых, Хайка Вайра, или Вольный Ветер, высокий широкоплечий юноша, один из самых красивых в племени. Они часто сидели вдвоем на кожаной лежанке под навесом и неспеша беседовали.

— Посмотри на небо, Юла Киспачи, — сказал как-то вечером Вайра, указывая на Млечный Путь. — Это майю, небесная река. Далеко отсюда, там, где закат, в горах течет Вильканота — земное отражение майю. Каждый вечер солнце прощается с небом, проходит под дном Вильканоты и пьет из нее воду. А зимой оно пьет мало, слабеет, и поэтому на земле становится суше и холоднее. Правда, тут, в сельве, это не так заметно, как на нашей родине, в горах.

— Странно, что Инти Нани проходит как раз под Млечным Путем, — задумчиво проговорил Иштван.

— Это не случайность, белый брат. Все в мире связано, и мы должны жить по законам природы. Потому во всех городах главные улицы всегда прокладывались прямо под майю.

— Но зачем? Это же просто дороги!

— Нет, Юла Киспачи. Это нити, которые связывают всех инков в одно целое и объединяют их с богами.

Как-то, гуляя по селению, они подошли к Интиканче. Хайка Вайра попытался объяснить, что означают рисунки, вырезанные на камнях храма.

— Загляни внутрь себя, брат. Вы, белые, живете сами по себе, без связи с природой. А ведь она — часть человека. Посмотри, здесь нарисована женщина с глазами-звездами. Вот философ, видишь, тут изображены точки, они означают счет: один, два, три. Черточка — это пять.

— Значит, вот эти две черты и четыре точки означают четырнадцать?

— Твой разум быстр, как кондор, Юла Киспачи, — улыбнулся Вайра и продолжил: — А вот это — поэт, сочинитель песен.

— Хм, что за плавные линии выходят из его головы?

— Его разум дышит, трепещет, и эта вибрация порождает волны. Они рождают звук, превращающийся в песни, которые мы поем.

Иштван слушал и дивился — нет, никогда не понять европейцу этих истинных детей природы.

Здесь, в племени, Иштван впервые попробовал блюда из необычных растений, которые через некоторое время стали привычными в Европе — картофель, томаты, маис. Но большинство здешних блюд — маниок, арракача, амарант — позже никогда ему не встречались.

Иштван общался только с мужчинами, а вот женщины почему-то боялись его. Единственным исключением была Тутаманта Чулла — Чистая Роса, та самая девушка, которая в первые дни приносила ему еду. Она совсем не робела перед бородатым пришельцем, часто заходила поболтать и задавала множество вопросов о его прежней жизни. Священник проникся к ней искренней симпатией, и она отвечала ему тем же.

Чтобы не потерять счет времени, Иштван попросил туземцев выстругать длинную палку, на которой он отмечал дни, недели и месяцы. Впрочем, в этом не было особой необходимости, поскольку один из жрецов, наблюдая движение Солнца, вел точный календарь, необходимый племени для полевых работ.

В сезон дождей, с Месяца Почитания Мертвых до Месяца Двойных Колосков, когда ливни шли по полдня, туземцы сидели по домам и не выходили до самого обеда. Иштван любил, приоткрыв полог, смотреть, как струи дождя скатываются с толстых кожистых листьев фикуса, растущего рядом с хижиной, и падают вниз, превращая землю в бордовое месиво.

Он не только учился сам, но и делился знаниями с индейцами. Он рассказывал инкам, как лечить болезни, изготавливать простую мебель и даже пытался объяснить, что такое колесо.

Иштван боялся, что Господь разгневается и лишит его волшебного дара, если он забудет о цели своей миссии. И потому исподволь пытался обратить туземцев в христианство. С их помощью он сложил напротив своей хижины крохотную часовню, поставил туда икону, а Тутаманта Чулла украсила ее цветами. Узнав, что Юла Киспачи означает «Белый Спаситель», он объяснил вождю, что спасителем европейцы считают только Бога, и попросил поменять ему имя. Апу Ума согласился, и вскоре инки стали называть Иштвана Юла Амаута — Белый Мудрец.

Он жил в племени уже несколько месяцев, почти привыкнув к удушающей жаре и во всем переняв местный образ жизни. Ходил с индейцами на охоту, помогал сажать маис и томаты, носил длинную полотняную рубашку и анаку — накидку без рукавов. По праздникам он, как и все, надевал тукапу — яркое одеяние с геометрическими рисунками, каждый из которых что-то означал, — ходил на куриканчу, но местным богам никогда не молился. Индейцы не корили его за это, наоборот, любили вечерами слушать истории о Христе, Деве Марии и деяниях апостолов.

Много лет спустя священник узнал, что инки очень терпимы к чужим религиям. Покоряя соседние народы, они добавляли новых богов в свой пантеон. И сейчас он с удивлением видел, что многие из них готовы принять Христа как равного Инти.

Рассказывал Иштван и о жизни европейцев. О домах в несколько этажей, о лошадях, запряженных в повозки, о высоких каменных храмах с куполами и шпилями, о неприступных французских замках и римском Колизее, о больших городах и маленьких деревнях. Инки слушали и дивились: несмотря на былую развитость, они не знали ни колеса, ни лошадей, никогда не слышали о домашней птице и кошках, не пробовали молока и вина. А Иштван без устали (и не без корысти) потчевал их рассказами о балах и спектаклях, шелковых одеждах и мягких креслах, в то время как индейцы не использовали даже стульев.

Самыми заинтересованными слушателями казались два молодых дикаря. Одним из них был невысокий, но мускулистый юноша с тонким хищным носом и слегка оттопыренными ушами. Его звали Куска Маки — Твердая Рука, он носил длинную кожаную рубаху, а волосы украшал кожаной же повязкой. Священник не раз замечал, что он был на удивление тих и сосредоточен, словно его угнетала тайная печаль.

Вторым был Чалли Атук — Хитрый Лис, с которым священник уже успел свести приятельские отношения. Высокий, худой, узколицый, с вечно прищуренными глазами, он и в самом деле внешне производил впечатление хитреца. Но это было не так: Атук плохо видел и потому щурился, однако при этом обладал характером добрым и простодушным.

Иштван наблюдал, как заинтересованно слушают оба его рассказы, и делал для себя выводы. Однажды он поинтересовался у Сампа Анки, что так тревожит Маки. Сын вождя приложил руку к груди и с улыбкой ответил:

— Любовь, Амаута. Ты же знаешь Тутаманта Чуллу?

— Конечно.

— Она цветок его сердца. Увы, эта страсть не взаимна. Кажется, Чулле больше нравится Хайка Вайра.

— Вот как… — пробормотал священник, задумчиво глядя вдаль.

Как-то раз Иштван спросил вождя: