Жена русского пирата - Лариса Шкатула
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ян нерешительно топтался у порога в ботинках — на левом носке у него была дыра, которую он не успел зашить.
— Если хотите, молодой человек, можете надеть вот эти шлепанцы, кивнула хозяйка; как бы она ни выглядела, чувство собственной значимости, отразившееся в этом кивке, было явно гипертрофированным.
Юноша снял правый ботинок, сунул в тапочек правую ногу и, только бдительное око женщины оторвалось от его ног, быстро надел и левый.
— Доктор Левин прописал Надюше днем бром, а на ночь — люминал, рассказывала между тем Саломея Гавриловна. — Теперь она все время дремлет. Хорошо ли это?
— Посмотрим, Саломея Гаврииловна, посмотрим. Хотя, согласитесь, домашнему врачу виднее… Надя в спальне?
— В спальне, — вздохнула её мать.
Ян вслед за профессором вошел в комнату. На кровати в подушках полусидя-полулежа покоилось юное хрупкое создание — то ли человек, то ли эльф. На бледном худеньком личике застыли отрешенные карие глаза; крошечный носик и тонкие бескровные губы дополняли ощущение того, что жизнь в этой девушке не бьет ключом, как в других её сверстниках, а чуть теплится. Она являла собой такую иллюстрацию беспомощности и покорности судьбе, что у Яна защемило сердце.
Подорожанский подошел к кровати и откинул одеяло.
— Повязка наложена вполне грамотно, — определил он. — Молодец этот ваш доктор Левин!.. Ну а теперь, голубушка, нам бы хотелось остаться с больной наедине!
— Но, профессор…
— В чем дело? Вы мне не доверяете?
— Доверяю.
— Вот и ладненько. Распорядитесь пока насчет чаю, на улице вконец похолодало!
Женщина вышла, неслышно прикрыв за собой дверь.
— Давай! — кивнул Яну Подорожанский. — Перевязка подождет!
Юноша приблизился к лежащей, её взгляд не отразил никакого интереса. Девушка как будто смотрела сквозь него, куда-то за пределы комнаты и вообще разумного мира. Ян простер руки над её головой. Импульсы привычно сбежали с рук и проникли под черепную коробку. Он стал рассказывать профессору, что "видели" его руки.
— Опухоли нет, но есть рубец, ещё свежий, недавно образовался. Может, кто-то ударил её по голове или на голову что-то тяжелое упало…
— Попробуй разгладить этот рубец. Сосредоточься!
Ян закрыл глаза и мысленно, пальцами стал разглаживать уплотнение. Тонкие нервы в мозгу шевелились будто живые. Они уже приросли к шраму и теперь пульсировали, разыскивая свои прерванные концы. На лбу целителя выступил пот. Профессор, будучи наготове, промокнул ему лоб марлевой салфеткой.
— Кажется, все, — выдохнул Ян. — Нет у неё больше никакого рубца.
Он покачнулся, и профессор поспешно подвинул ему стул.
— Посиди.
— Надо вам помочь.
— Не надо. Отдохни. Я сделаю укол болеутоляющего и сам перебинтую ключицу… Как жаль, что эта девочка так и не узнает, кто подарил ей полноценную жизнь!
Саломея Гаврииловна робко поскреблась у двери.
— Заканчиваю, голубушка, заканчиваю, — проговорил, как пропел, Подорожанский: радость буквально распирала его.
— Что-то она глаза не открывает, — обеспокоился Ян.
Профессор привычно приподнял девушке веко.
— Не переживай, хлопчик-горобчик, девочка заснула. И проснется почти здоровой: ключица, конечно, ещё поболит!
Они вышли в гостиную.
— Доктору Левину передайте, — проговорил профессор, — что я запретил давать и бром, и люминал. Надя теперь и без таблеток будет хорошо спать. Если он в чем-то сомневается, пусть на кафедре меня найдет, я ему все объясню… Да, и еще: проснется Надя, попросит есть, давайте ей все без ограничений. Не бойтесь, если покажется, что ест много — значит, организм требует!
— Думаете, Надюша выздоровеет? — спросила их хозяйка квартиры, в тревоге за дочь растеряв все свое превосходство.
— Непременно! Будет опять подвижной, веселой, привычной Наденькой.
— А что же с нею такое было?
Алексей Алексеевич добродушно похлопал её по руке.
— Пусть это останется моей врачебной тайной.
Ян обувался в прихожей и не думал больше о дырявом носке. Подарить человеку жизнь — это вам не носок заштопать!
— Зайдем ко мне, — предложил профессор, — Егоровна какую-то необыкновенную кашу сварганила. А заодно и пакет разделим!
Пакет, врученный им благодарной Саломеей, был каких-то невероятно больших размеров.
— Я бы с удовольствием, — вздохнул Ян, — только меня в общежитии девушка ждет.
— Девушка — это хорошо, — мечтательно произнес Подорожанский. — Где мои двадцать два? Я бы не вздыхал, как некоторые глупые юноши… Бери-ка ты весь пакет, покормишь свою девушку!
— Вообще-то она не моя. Это — подруга Светки.
— Сегодня подруга Светы, завтра — твоя.
— Мне, Алексей Алексеевич, нынче не до девушек, я хочу настоящим врачом стать… А пока все же на минутку к вам заглянем, разделим нашу добычу?
— Добычу… Чать, не разбойники с большой дороги — так, работники острого ножа.
Уйти без пресловутой каши Яну все равно не удалось — Егоровна прямо в дверях путь преградила.
— Посмотри на себя в зеркало, Янек: лицо — точно вурдалаки всю кровь выпили! Не позволю Алешиному любимцу голодным по Москве расхаживать!
Когда Ян добрался до своей комнаты, Зоя уже стояла у вешалки и с помощью Знахаря надевала пальто.
— Куда же вы, Зоя, разве два часа прошло?
— Ушел посол и утонул в рассол, коли не удавится — назад явится! — съехидничал Знахарь.
— Три часа минули, как вы нас покинули! — это поддакнул Поэт. Ян оглядел комнату, в которой собрались уже все её обитатели.
— Вот как вы встречаете человека, вернувшегося с заработков! — возмутился Ян. — Может, мне этот пакет назад отнести?
— Не слушай ты их, Янек, — вмешался Скальпель, — не хотят есть, так нам больше достанется!
— Одумайтесь, Зоинька, — уговаривал между тем Знахарь молодую учительницу. — У нас сейчас такой пир начнется!
— Не могу, — с сожалением отказалась та, — мне столько тетрадей надо проверить, к утру бы успеть!
Ян быстро развернул на кровати пакет, выбрал из него банку консервов, кусок колбасы, отрезал хлеб и, завернув все это, вручил Зое.
— Зачем, не надо! — покраснела девушка.
— Берите! — дружно закричали студенты. — Монах ещё заработает.
Ян погрозил им кулаком.
— Смотрите, без меня не начинайте! Провожу девушку и вернусь!
Он распахнул дверь перед Зоей. Мимо них по коридору промчался Поэт.