Монах из Мохи - Дэйв Эггерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внизу нам был виден весь Остров Сокровищ, все его белые приземистые дома.
– Она пройдет мимо моей старой квартиры, – сказал Мохтар.
Он снова глянул на телефон. Красная стрелочка «Лючианы» уже миновала Рыбацкую пристань и теперь огибала Норт-Бич и Эмбаркадеро. Настоящая «Лючиана» появится вот-вот.
И она появилась. Между башнями всунулся черный нос.
– Боже мой, – сказал Мохтар.
«Лючиана». На носу так и написано. На палубе высоченная гора контейнеров – белых и голубых, желтых и зеленых.
Мохтар включил камеру и заговорил:
– Сегодня двадцать шестое февраля. Между двумя домами прямо у вас на глазах проходит контейнеровоз, который везет восемнадцать тысяч килограммов лучшего в мире кофе. Из Йемена.
Контейнеровоз шел мимо Острова Сокровищ, мимо Паромного вокзала – в вышине на башне американский флаг, кружат чайки. Буксиры – два, или три, или четыре – вели «Лючиану» по Заливу. Телефон у Мохтара тренькнул. Звонил Ибрагим. Он ушел с работы пораньше и уже едет.
– Приезжай срочно, – сказал ему Мохтар. – Брось машину где получится. Как угодно.
Вскоре Ибрагим примчался и уже стоял на балконе. Они с Мохтаром обнялись. «Лючиана» все шла мимо Острова Сокровищ. Мохтар позвонил Стивену. Тот ответил. Экран заполнило его улыбающееся лицо, покрасневшее на флоридском солнце. За спиной у Стивена маячили пальмы.
– Ты видишь? – спросил Мохтар. – «Лючиана»! Она пришла!
Стивен повернул телефон и показал молодую женщину, стоявшую рядом.
– Это вот Ли. Она завтра выходит замуж.
– Поздравляю, Ли, – сказал Мохтар. – Желаю тебе всего наилучшего. Твоя жизнь будет чудесна.
В ту минуту казалось, что на свете чудесно все.
– Ой, чувак, жалко, что я не там, – сказал Стивен.
– Ты там, – сказал Мохтар. – Ты здесь!
Он направил камеру телефона на контейнеровоз, чтобы Стивен посмотрел. Они распрощались. Надо было еще много кому позвонить. Мириам. Мохтар дозвонился, показал ей, как неуклонно приближается «Лючиана».
– Помнишь, ты мне сообщение прислала? – спросил он.
«Видел, что у тебя через дорогу?»
Мириам помнила.
– Только я сейчас не могу в «Фейстайм», – сказала она. – Я в трениках.
Мохтар позвонил маме. Он стоял у перил балкона: за плечом «Лючиана», прямо за ней – вода и Остров Сокровищ.
– Я тебя люблю, – сказал он матери и поцеловал телефон.
А вскоре судно скрылось из виду.
– Надо на крышу, – сказал Мохтар. – С крыши все видно.
Он отвел нас с Ибрагимом вниз, где за стойкой дежурил молодой вестибюльный представитель по имени Ник. Когда мы выскочили из лифта и ринулись к стойке, глаза у Ника расширились, будто он ждал, что его сейчас собьют с ног. Но они с Мохтаром были знакомы. Мохтар приглашал Ника к себе в квартиру на обед. Ник жил в Окленде, но уже семь месяцев работал в «Инфинити». Для него стойка в вестибюле была привалом на пути к чаемой работе в финансах.
А теперь Мохтар просил Ника нарушить очень внятное правило, гласившее, что на крышу нельзя пускать никого – ни жильцов, ни остальных. На такую крышу не ходят с экскурсиями. Промышленная крыша, сплошь вентиляция, отопление, кондиционеры и кабели. Даже нормальных перил нет – вообще ничего нет для людей.
Но ведь это же Мохтар. И у нас тут судно, объяснял он, и судно войдет в порт всего один раз, и…
– Ладно, – сказал Ник. – Хорошо.
Вместе с нами он доехал на лифте на тридцать пятый этаж. Отыскал незаметную дверь и ключом-вездеходом открыл ее, непрерывно вздыхая. Провел нас двумя маршами вверх по лестнице и открыл еще одну дверь.
Мы очутились на крыше. Голова кружилась, все вокруг ослепляло. Вид не заслоняло почти ничего. Мохтар пообещал Нику, что мы побудем на крыше всего минуту, что мы никогда не расскажем об этом ни одной живой душе.
Ник явно нервничал. Мало того, что он пустил жильца и двух пришлых на крышу, которая совершенно не готова к приему гостей, – он вдобавок бросил свой пост за стойкой.
– Мне надо вниз, – сказал он и исчез в недрах башни.
Мы по-прежнему видели контейнеровоз. Он все полз к Оклендскому порту. С этой крыши, где громоздилась урчащая машинерия, что круглый год поддерживала в «Инфинити» нужную температуру, мы видели весь Залив целиком – машинки крошечные, грузовички совсем маленькие. Мы видели танкеры на рейде в Южном заливе, мы видели весь Сан-Франциско, весь Остров Сокровищ.
Мохтар смеялся и не мог перестать. Потом немножко поплакал. Потом еще посмеялся. Ибрагим тоже смеялся. У него только что прошло последнее совещание в «Интуите», а теперь он стоял на крыше «Инфинити» и смотрел, как в порт заходит их с Мохтаром кофе.
– Глядите, – сказал Мохтар и ткнул пальцем вниз. – Двор виден. Где монах.
Мы опустили глаза и тридцатью шестью этажами ниже разглядели угол старого двора «Братьев Хиллз», но монаха было не видно. А вскоре скрылась из виду и «Лючиана». Она нырнула за Башню Г, самую восточную башню «Инфинити», которая на пять этажей выше Башни Б и загораживает вид на доки.
– Надо туда, – сказал Мохтар.
Это совершенно ни к чему, возразили мы с Ибрагимом, – мы же увидели «Лючиану», незачем спускаться, а потом лезть на очередную крышу, только чтобы увидеть еще чуть-чуть.
– Да это очень просто, – сказал Мохтар, и следом за ним мы ушли с крыши, сели в лифт, спустились на тридцать пять этажей и прошли через вестибюль, где поблагодарили Ника, а Мохтар спросил, не пустит ли он нас на крышу Башни Г.
– Спроси Ану, – ответил Ник, дергаясь пуще прежнего. – Она работает в Г.
С Аной Мохтар тоже был знаком. Полностью ее звали Борана Хаджия, и она была все равно что сестра. Ее родители бежали из Албании, иммигрировали в США примерно тогда же, когда родители Мохтара приехали из Йемена. Семейство Хаджия тоже осело в Тендерлойне, в нескольких кварталах от того дома, где между двумя магазинами порно жили Альханшали. Ана училась в школе «Галилео», а теперь работала в двух местах и доучивалась в Университете Калифорнии в Сан-Франциско. Ворвавшись в вестибюль и увидев Ану, Мохтар мигом понял, что она разрешит.
– Можно нам на крышу?
Она не спросила зачем. Молча протянула ему ключ.
Мы поднялись на сорок второй этаж и взобрались по лестнице на крышу – оттуда вид открывался на пятьдесят миль в любую сторону, и ничто не мешало смотреть. Мы увидели, как «Лючиана» заходит в Оклендский порт. А внизу мы разглядели двор, весь целиком, и монаха, запрокинувшего кружку к небесам.