Забрать любовь - Джоди Пиколт

Я брассом поплыла обратно. К тому времени, как я вышла на берег, отец обезумел от беспокойства. Он спросил меня, где я была, и, когда я рассказала ему о погоне за черепахой, сказал, что я поступила очень глупо. Но я снова нырнула в волны, надеясь еще раз увидеть черепаху. Конечно, я знала, что океан очень большой и черепаха давно уплыла. Но в двенадцать лет я уже понимала, что должна использовать свой шанс, каким бы призрачным он ни был.

Я опустила карандаш и ощутила знакомую одышку, часто сопровождающую окончание работы над рисунком. Как будто через меня действовал какой-то дух, а я только сейчас вернулась в собственное тело. Посредине озера Мичиган я нарисовала ту самую исчезающую черепаху. Ее панцирь состоял из сотни шестигранников. И в каждом многограннике едва заметными штрихами я нарисовала свою маму.

* * *

Еще прежде, чем я свернула на улицу своего детства, я поняла, что не задержусь здесь надолго и воспоминания не успеют всплыть из потаенных уголков памяти, где они были заточены все эти годы. Я не вспомню автобусный маршрут в художественный институт. У меня не хватит времени на то, чтобы вспомнить название старой еврейской булочной, где я так любила покупать свежие луковые бублики. Я проведу здесь ровно столько времени, сколько потребуется, чтобы собрать информацию о маме.

Я поняла, что в определенном смысле всегда буду пытаться ее разыскать. Разве что с той поправкой, что это не я преследовала ее, а она преследовала меня. Куда бы я ни взглянула, я везде видела ее. Она постоянно напоминала мне, кто я такая и что меня сюда привело. До сегодняшнего дня я верила в то, что именно из-за нее я потеряла Джейка, именно из-за нее сбежала от Николаса и бросила Макса. Я видела ее у истоков всех без исключения своих ошибок. Но сейчас я усомнилась в том, что она действительно мой враг. В конце концов, я иду по ее стопам. Она тоже убежала от семьи. Если бы я поняла ее мотивы, я сумела бы разобраться в себе. Нельзя было исключать того, что я очень похожа на свою мать.

Я поднялась по ступеням, ведущим в дом моего детства. У меня за спиной раскинулся Чикаго. Он был велик, как судьба, и загадочно подмигивал мне вечерними огнями. Впервые за последние восемь лет я постучала в свою дверь.

Мне открыл отец. Он оказался ниже ростом, чем я помнила, седеющие волосы упали на лоб. Увидев меня, он замер как громом пораженный.

— Мэй, — прошептал он. — A mhuirnan.

Любовь моя. Он произнес это по-гэльски, что делал крайне редко. Но я хорошо запомнила эти ласковые слова, с которыми он обращался к маме. Кроме того, он назвал меня ее именем.

Я не двигалась. Мне это показалось каким-то знаком. Отец несколько раз моргнул и сделал шаг назад. Он всмотрелся в мое лицо.

— Пейдж, — произнес он, качая головой, как будто не веря, что это действительно я.

Отец протянул ко мне руки, этим жестом отдавая все, что у него было.

— Девочка моя, — прошептал он, — ты просто копия своей мамы.

Николас

Что она себе позволяет? Она исчезла, и несколько часов он ничего не знал о ее судьбе. А потом она взяла и позвонила из этого чертова Ланкастера, что в чертовой Пенсильвании. Он мерил комнату шагами, он обзванивал больницы, а все это время она просто ехала куда глаза глядят, бросив и мужа, и сына. Одним коварным ударом Пейдж перевернула всю его жизнь. Николас терпеть не мог неожиданностей. Он любил аккуратные стежки, отсутствие кровотечения и не выносил изменений в расписании операций. Он любил организованность и точность. Он не любил сюрпризы и ненавидел, когда его что-то шокировало.

Он и сам не мог понять, на кого больше зол: на сбежавшую из дома Пейдж или на себя, что не смог этого предугадать и предотвратить. Что же она за женщина такая, если смогла покинуть трехмесячного ребенка? Николас содрогнулся. Ведь не в эту женщину он влюбился восемь лет назад. Что же произошло за эти восемь лет? Что так сильно изменило Пейдж?

Такое поведение прощать нельзя.

Николас покосился на Макса, все еще жующего свесившийся в манеж конец телефонного провода. Он снова снял трубку и набрал номер круглосуточной экстренной службы банка. Заморозить все свои активы и счета и аннулировать платежные карточки Пейдж оказалось делом нескольких минут. Сделав все это, Николас остался чрезвычайно доволен собой. Теперь она далеко не уйдет!

Затем он позвонил в больницу, в офис Фогерти, рассчитывая оставить ему сообщение. Но, к удивлению Николаса, в трубке раздался отрывистый голос самого Алистера.

— А-а, это ты, привет, — сказал он. — А почему ты не спишь?

— Возникли кое-какие проблемы, — ответил Николас, борясь с подступившей к горлу горечью и обидой. — Похоже, Пейдж с нами больше нет.

Алистер молчал, и Николас сообразил, что это прозвучало так, будто Пейдж умерла.

— То есть я хочу сказать, она уехала. Просто исчезла. Временное помешательство, я полагаю.

— Зачем ты мне все это говоришь, Николас? — раздалось в трубке после продолжительной паузы.

Это заставило Николаса задуматься. В самом деле, зачем он звонит Фогерти? Он обернулся и посмотрел на Макса, уже перевернувшегося на спину и теперь кусающего свои собственные ноги.

— Я не знаю, что мне делать с Максом, — сказал Николас. — Если у меня завтра операция, кто-то должен за ним присмотреть.

— Похоже, тебе не хватило семи лет, чтобы понять, какую должность я занимаю в больнице, — холодно ответил Фогерти. — Я заведую кардиоторакальным отделением, а не яслями.

— Алистер…

— Николас, — перебил его Фогерти, — это твоя проблема. Спокойной ночи.

Николас изумленно уставился на трубку, из которой уже раздавались короткие гудки. В его распоряжении оставалось меньше двенадцати часов, чтобы найти Максу няньку.

— Черт! — воскликнул он, шаря по ящикам кухонного стола в отчаянной попытке найти записную книжку Пейдж.

Оглядевшись вокруг, он наконец заметил возле микроволновки тонкий черный блокнот. Он открыл его и принялся листать страницы. Он искал незнакомые женские имена, надеясь на помощь подруг Пейдж. Но в блокноте было всего три номера: акушера-гинеколога доктора Тэйер, педиатра доктора Рурке и номер бипера Николаса. Неужели Пейдж больше никого не знает?

Макс начал плакать, и Николас сообразил, что с момента исчезновения Пейдж он еще ни разу не поменял ему подгузник. Он отнес сына в детскую, держа его перед собой на вытянутых руках, как будто опасаясь испачкаться. Положив малыша на стол, Николас дернул застежку в промежности костюмчика. Кнопки расстегнулись, открыв доступ к подгузнику. Бросив его в корзину, он извлек из пачки новый и застыл с ним в руках, пытаясь определить, спереди или сзади должна быть картинка с Микки и Дональдом. И тут тонкая струйка мочи ударила ему в шею, намочила воротник и потекла по груди.