Крылья Руси - Галина Гончарова

Возвращаются!

Ее родные, любимые, единственные…

Муж и брат возвращаются домой целые и невредимые! Да разве мало? Кто не ждал, тот не поймет, какое это счастье. Когда вернулись! Живые, невредимые…

– Мам? – Аленка коснулась руки матери, вгляделась в ее лицо. – ты в порядке?

– Да.

– А чего ты тогда плачешь?

– Ох, ребенок… – Софья промокнула глаза кончиком платка, – вот когда ты кого-то родного и близкого с войны дождешься – ты меня поймешь. Ну да ладно, Бог даст, хоть в твое время лет десять мира у нас будет.

– А Кавказ? Турки?

– Там войны будут некрупные, местные, – отмахнулась Софья. – Казакам работы хватит, а царю туда ехать не обязательно.

– И папе тоже? Мам, а кого ты больше любишь – папу или дядю Алешу?

Софья фыркнула. А ведь неглупый ребенок у нее растет. Подмечает, что вокруг происходит…

– Малышка, а какая рука тебе дороже? Правая? Левая?

– Обе… поняла.

– А раз поняла, значит – что?

– Держи понимание при себе.

– Умничка. Пойдем?

– Ага…

Да и то сказать – пора было. Уже слышались сдалеке приветственные кнрики, уже виднелась толпа, уже собрались все остальные…

Так что Софья заняла привычное место на Красном крыльце, чтобы через пятнадцать минут повиснуть на шее у спешившегося мужа. Рядом так же, на шее у Алексея висла Ульрика, рыдая в три ручья. Дети не отстали, так что очень торджестувенной встречи не получилось, но народу оно и не надобно было. Главное – понятно. Что в царской семье царят мир и любовь. А остальное – от Лукавого…

* * *

Пир?

Когда это государь, вернувшийся с победой, не закатывал пир на весь мир? Традиция, однако.

Так что на площадь были выкачены бочки с вином, жарились коровьи и овечьи туши, а в Кремле устроились пировать бояре. Даже те, без кого прекрасно можно было бы обойтись.

Милославские так разве что дворовых слуг с собой не прихватили, пожаловав всем родом, и горделиво оглядываясь по сторонам – вот каков государь нашей-то крови! Впрочем, добрый взгляд и ласковая улыбка Ромодановского изрядно снижали им градус веселья.

Алексей восседал во главе стола, глядя на всех своих родных. Господи, как же хорошо дома! Это по молодости кажется, что ничего лучше подвигов да войн нету, а вот когда у тебя три с половиной десятка лет за плечами – понимать начинаешь, что действительно ценно в этом мире.

Нет уж.

Следующие лет десять – не надобно ему никаких войн! Жить, любить, детей растить… хотя и в войне бывают приятные моменты.

И вспоминается, например, Карл Одиннадцатый, с белым от гнева лицом. Вежливый, даже улыбающийся, но кое-что не спрячешь, никак не спрячешь.

Мужчины смотрят друг на друга. Переговоры идут на высшем уровне – сразу три короля собрались в одной комнате. Алексей и Кристиан там уже находились, когда им доложили о прибытии Карла – и естественно, не стали морить коллегу под дверью. Надо же проявить хоть какое-то уважение к побежденным.

И вот они смотрят друг на друга.

Алексей разглядывает соперника, который так им и не стал – и думает, что Ульрике повезло. И ему с женой – тоже. А вот Карл остался с носом… длинным. Нельзя сказать, что он страшен ликом, нет. Он обыкновенный. Каштановые волосы, небольшие усы, сильная фигура, чуть кривоватые ноги наездника – ничего особенного. На улице и не обернешься. Видно, что он неплохой боец, но в то же время… с матушкой Карла Алексей уже ознакомился. Если в этой семье и есть голова, так точно – Гедвиги Элеоноры. Улю эта ведьма съела бы с костями.

Карл разглядывает противника – и все более мрачнеет. Так получилось, что ранее государи видели друг друга очень давно, почти десять лет назад, с тех пор успев возмужать, и мужчина понимает, насколько он проигрывает Алексею Алексеевичу. Они примерно ровесники, но…

На Руси в жены брали красивых женщин, а не знатных. Опять же, хорошая кровь, не запятнанная близкородственными браками… Карл походил на волка. Алексей – на льва.

– Я признаю, вы победили.

– Обговорим условия капитуляции?

Кристиан аж светится. Вот кто счастлив-то! И за Копенгаген, и за Данию… додавил бы шведа, кабы мог, но тут ему Алексей Алексеевич не помощник.

– Более мне ничего не остается. Могу я увидеть своих родных?

– Разумеется, ваше величество. Вас проводят…

Алексей едва касается колокольчика – и на пороге тут же появляется лакей. Карл стискивает зубы еще сильнее.

– Я смотрю, вы уже и прислугу всю поменяли?

– Нет нужды менять прислугу, если сменился хозяин, – Алексей тоже не может отказать себе в удовольствии поиздеваться. Сколько лет ему шведы нервы на кулак мотали? А сколько десятилетий на русских наживались?

– Что ж, вы победили – и можете распоряжаться в моей столице. – Карл понимает, что проиграл, но не может не принять вызов.

– В вашей столице? Боюсь, вас ввели в заблуждение, – Алексей усмехается. – Ваше… величество, Стокгольм останется вашей столицей, если мы договоримся, – на месте многоточия почти повисает в воздухе «пока еще». И уже к слуге. – Проводите его величество к его семье.

Разумеется, за встречей наблюдают доверенные люди. И видят, как первой повисает на шее Карла его мать, потом подходят жена и сын. Как он успокаивает родных, а потом опять каменеет лицом – и возвращается.

Пусть им не делали зла, пусть. Но… его семья в руках врага. И рядом с русским государем Кристиан, который и науськает, и маслица в огонь плеснет с превеликим удовольствием. За Копенгаген.

Карл знал, что не причинил бы вреда семье датчанина, но… война. А на войне случается… всякое.

Ему предстоит долго договариваться с обоими хищниками. Он тоже не овечка, но много ли он сможет с перебитыми лапами? И договор получается кабальным, иначе и не скажешь.

Это он еще не знает, что агентурой Алексея Алексеевича профильтрована большая часть его придворных. Что уже определено, кого и как грабить – и Кристиан даже немного в курсе дела. Ровно настолько, чтобы не нарушить чужих планов.

Шведское дворянство уже условно поделили на две части. Большая – патриоты. Этих предстоит ободрать до нитки. В крайнем случае сделать вид, что они поддерживали русских, пусть их потом бьют, после ухода датско-русской армии.

Меньшая же…

А вот эти – самые интересные и вкусные. Из их особняков уже демонстративно повыносили кучу ящиков, они уже рвали на себе волосы, криком крича о своем разорении… их немного, всего-то человек десять – и они друг о друге даже не знают. Но работать на русских будут истово. И за страх, и за деньги…