Белый, красный, черный, серый - Ирина Батакова

Сухотин снимает очки, протирает уголком рубахи и снова надевает:

– Кхм, кхм… А ты? – обращается ко мне.

– Я поняла, – как будто медленно просыпаясь, говорю я.

– Что ты поняла?

– Усманова сказала «она всем давала поносить» – и я поняла. Мы же все меняемся вещами, просто у Риты такие вещи, которые не на что обменять, ни у кого таких нет… Особые вещи. Хитрые. С секретом. И тут меня осенило, – я поднимаю глаза на Юрочку: скрестив на груди руки, расставив ноги, он возвышается надо мной в резкой перспективе, как циркуль, воткнутый в небо. – У тебя тоже есть хитрые вещи, только ты их никому не даешь поносить. Кроме Воропая. Обманные маячки, мертвые души. Так он и становится невидимкой, – в толпе недоуменно посмеиваются, переговариваются. – Но вот беда, твой друг – кретин, попался нам на глаза в тот день – помнишь? конечно, помнишь – когда расстреляли детей Жижи, мы гуляли по зимнему парку, и ты распугивал ворон Златоустом, а свидетелей надо убрать, так ведь, Юрочка? Свидетелей надо убрать.

– Кто-нибудь ее заткнет? – угрюмо мычит Воропай. – Или я сам…

– Пусть говорит! – доносится из толпы. – Интересно же!

– Это очень интересно, да, – кивает Юрочка. – С точки зрения клинической психиатрии. Вороны, Златоуст, жижа какая-то, хитрые вещи, свидетелей надо убрать… Учитывая, что ей уже в пеленках поставили диагноз «беснование»… Тут все ясно, – он крутит пальцем у виска.

Но в толпе что-то переменилось, все смотрят на него теперь другими глазами – с каким-то затаенным алчным вниманием, как на акробата, который вот-вот упадет.

– А если она говорит правду? – выкрикивает кто-то простодушно.

Юрочка стоит на своих длинных ногах неподвижно, заложив руки за спину. Вдруг по-птичьи наклоняет голову вбок, будто присматривается к чему-то в траве, и медленно делает шаг, другой.

– Если она говорит правду? – повторяет задумчиво, расхаживая туда-сюда. – Что ж, – он останавливается и всплескивает руками. – Тогда, получается, они невиновны! Стало быть, расходимся? – по толпе проносится недоверчиво-разочарованный ропот. – Нет-нет, стойте, это как же так… – Юрочка изображает мыслительный жест, охватывая пальцами подбородок. – А кто же тогда виновен? Если не они… – он выпрямляется и с видом крайнего изумления глядит перед собой. – Значит, мы? Судьи? И выходит, у нас в школе вместо двух залетных преступниц – целая преступная организация? Оп-па! – Он резко хлопает в ладоши. Толпа оторопело замирает. – Понимаете, что это значит? Это значит, вся школа виновата. Мы все! И ты виноват. И ты, и ты, и ты! – Каждый, на кого он указывает, испуганно отшатывается. – И кто же нас всех будет судить? А? Мы, что ли, самих себя? Разве может такой суд считаться беспристрастным?

Все растерянно молчат.

– Я спрашиваю, – возвышает голос Юрочка. – Может ли такой суд быть беспристрастным? Разве мы не оправдаем самих себя?

– Оправдаем, – доносится чей-то неуверенный голос.

Юрочка прикладывает ладонь к уху:

– Не слышу! Мы оправдаем себя?

– Оправдаем! – кричат уже смелее.

– Все вместе! Мы оправдаем себя?

– Оправдаем!!!

– Да! А почему мы оправдаем себя?

– Потому что мы – роевое сознание! Мы – едины! Наше единство свято! Вместе мы – Правда, которая выше всех правд!

– Истинно так! – Юрочка сводит ладони перед грудью.

– Заключительное слово прокурора! – объявляет Сухотин.

– Обвиняю Риту Гамаюн и Дерюгину Диану в том, что вступив в злоумышленный сговор, оклеветали потерпевшего Демьяна Воропая, а затем попытались его убить. Вот орудие убийства, – Юрочка поднял камень и, держа его перед собой в вытянутой руке, повернулся вправо и влево, как мачтовый кран. – Кроме того, Гамаюн виновна в развратном поведении, порочащем честь и достоинство всего коллектива. В том, что своим примером увлекла на дурную дорожку Дерюгину. Которая, в свою очередь потеряв стыд и страх, открыто начала плевать на волю коллектива в угоду своим низким инстинктам, в цинизме даже превосходя свою наставницу… – он обстоятельно и подробно перечисляет все наши грехи, ничего не упуская. – До поры до времени это сходило им с рук. Но сегодня чаша терпения лопнула. И теперь они должны ответить за все сполна. Требую высшей меры. И пусть орудием правосудия станет то, что они использовали как орудие преступления! – он потряс над головой Ритиным камнем.

Кохры уважительно кивают: «Красиво задвинул». – «А я чот не понял». – «Чо ты не понял?» – «Ну, камень этот. Это типа что?» – «Это типа лечить подобное подобным». – «В смысле?» – «Ну, как. Раз они его камнем, то и мы их!» – «А! Справедливо!» – «Ну! Все по-честному» – «А то!».

– Суд удаляется на совещание, – объявляет Сухотин, на цыпочках подбегает к Юрочке, они шепчутся, Сухотин возвращается в первую позицию и снова объявляет: – Суд вынес решение: признать Риту Гамаюн и Диану Дерюгину виновными по всем статьям и приговорить к побиению камнями. Приговор привести в исполнение незамедлительно.

– Ну, чего стоим? Вперед, за камнями, – машет рукой Юрочка. – А то мы тут до новой луны проторчим.

Все разбегаются.

Остаются только Сухотин, Цыганок, Воропай и Юрочка.

Цыганок ходит кругами, что-то тревожно обдумывая, поглядывая на нас с Ритой быстрым глазом.

– Чот стремно, – говорит он, наконец. – Базлай, слышь, чо. Может, не стоит… ну, в смысле… того… А то вдруг какая-нибудь гнида донесет? Лезга какой-нибудь?

– И что?

– И все! Тогда нам каюк.

– С фига ли? Мы ничего не сделали.

Цыганок озадачен:

– Так ведь сделаем?..

Юрочка безмятежно качает головой:

– Я и пальцем не шевельну. А ты, Воропай?

Воропай сплевывает сквозь зубы:

– Вот еще, мараться.

– Ну, или они сделают, – Цыганок кивает в сторону ушедших за камнями.

– Вольному воля. Разве мы кого-то принуждаем? Сухотин, скажи?

– Мы и не могли бы, – рассудительно говорит Сухотин, быстро сосчитав в уме. – Их в десять раз больше.

– Никак не могли бы! Точняк, – доходит до Цыганка. – Попробовали бы мы их принудить, да? И ваще, мы просто играли, да?

– Ну, ты понял, – улыбается Юрочка змеиной улыбкой.

Возвращаются кохры – кто с камнем, кто с обломком кирпича, кто с арматурой.

Меня и Риту хватают под локти и выволакивают на середину полянки, Рита вырывается и бежит по кругу под смех зрителей – со связанными за спиной руками похожая на курицу. «Цып-цып-цып! Цып-цып-цып!» – кричат со всех сторон, она мечется и петляет, Цыганок с Самойловым носятся за ней, растопырив руки. Наконец словили, ведут обратно.

– Привяжите их к пожарному гидранту, чтоб не разбегались! – предлагает кто-то.