Пока смерть не разлучит... - Екатерина Глаголева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Странно: когда он писал эти строки, то чувствовал себя героем романа, этаким юным Вертером. Нет, конечно же, он не Вертер, и уж Евгения тем более не Шарлотта. Хватит витать в облаках. Всему этому наверняка есть вполне приземленное объяснение.
Наполеон подошел к столу, взял письмо Жозефа и еще раз внимательно перечитал его.
В конце жерминаля Конвент сократил двести должностей военных комиссаров, и Жозеф, заведовавший госпиталями в Тулоне, остался без места. К счастью, он уже был женат. Никола Клари, брат Жюли и Евгении, управлял банком в Генуе, и Жозеф с женой и тещей отправился к нему под крыло, чтобы шурин приобщил его к делам. Схема была проста: банк менял металлические деньги на ассигнаты, неудержимо падавшие в цене, покупал на них реквизированную у эмигрантов недвижимость, поскольку правительство принимало свои бумажки по номиналу, затем перепродавал ее за твердую валюту и получал на этом хорошие барыши. Жозеф быстро ухватил суть и в совершеннейшем восторге писал брату, что то же самое можно провернуть с украшениями, книгами, тканями, скупая их во Франции за бесценок и продавая в Италии, Швейцарии или Германии по настоящей цене, за золото и серебро! Дядя Джузеппе Феск живет теперь в Базеле, он уже согласился участвовать в торговле фарфором. А ты, Наполеоне? Не упускай золотую возможность! Подавай в отставку и приезжай к нам в Геную: мы с Никола хотим создать компанию по торговле с Левантом…
Всё ясно. Семейке Клари не нужен зять-нищий, они хотят сделать его спекулянтом! Наполеон взял письмо Евгении: "Италия не изменила моего сердца. О друг мой! Я люблю тебя еще больше, если это возможно. В моих мыслях царишь только ты, разлука вырывает из моей груди тяжкие стоны…" Она тоже хочет, чтобы он приехал в Геную — он, победитель англичан, имя которого заставляло трепетать сардинского короля! — и занялся коммерцией.
Угораздило же его влюбиться!
Если Евгения любит его, пусть уговорит мать и брата назначить свадьбу, иначе между ними всё кончено. Армию он не бросит, война — его призвание, он это знает наверное. Генерал Наполеон Буонапарте не станет другим человеком, не изменится ради избалованной девочки. Он будет счастлив с ней, он хочет быть вместе, но только если она последует за ним, а не он за ней.
* * *
Мужчины! Грубые животные, самовлюбленные эгоисты, понимающие только силу и поклоняющиеся ей! Убийство и разрушение — вот и всё, на что они способны, помимо утоления примитивных потребностей. И они еще хотят, чтобы их любили? Причем не абы кто, а умные, красивые женщины, умеющие себя подать! Так знайте же: это не вы удостоили нас чести, приблизив к себе, это мы снизошли до вас. И вам нас не удержать: женщина не может противиться только любви, а ее-то вы бессильны внушить.
Тереза заметила, что с силой втирает в кожу ягодный сок, вместо того чтобы мягко умащивать себя давленой мякотью малины. Это не дело, надо успокоиться. Она немного посидела с закрытыми глазами, потом аккуратно стерла маску с лица теплым влажным полотенцем и, сбросив халат, погрузилась в ванну с молоком.
Тальен снова будет пилить ее за расточительность. За последние месяцы цены выросли в несколько раз, люди вынуждены питаться одним хлебом, запивая его водой! Фунт хлеба стоит пятнадцать ливров, фунт масла — семнадцать, за сыр просят десять ливров, за фунт вишен — три, за одно яйцо — двадцать су. Какой-то крестьянин за три фунта масла купил одиннадцать гектаров плодородных земель! За пару чулок, которая еще недавно стоила три ливра, теперь требуют сто, а за пару сапог и вовсе тысячу двести! Один судья, например, работает каменщиком между заседаниями трибунала, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, потому что прибавки к жалованью чиновников и служащих не поспевают за ростом цен…
Ей-то что за дело до этого? Раз депутаты так озабочены дороговизной, пусть покончат с нею. Тереза не носит ни чулок, ни сапог. А одним хлебом она питаться не станет, и если Тальен недостаточно богат, чтобы содержать семью, ему незачем было на ней жениться и заводить ребенка.
"Зачем тебе молочные ванны, ты и так прекрасна!" Вот корень всех ваших заблуждений и неудач! Тратить то, что есть, не пытаясь сохранить и продлить! Да, сейчас она молода, ей всего двадцать два года, но что она будет делать через десять лет? Носить закрытые платья? Румяниться? Загадочно улыбаться одними губами, не показывая испорченных зубов, как Роза Богарне? Нет, этого не будет. Красота — ее главное достояние, и она сделает всё, чтобы ее сохранить. Деньги можно заработать, красоту не вернешь.
Ступайте в Сент-Антуанское предместье и найдите там хоть одну красавицу среди добрых гражданок и патриоток. Ах, вы всё же предпочитаете искать патриоток среди урожденных аристократок, чтобы хвастать друг перед другом красивыми спутницами? Тогда нечего сравнивать Терезу Тальен с Марией-Антуанеттой и обзывать ее "светлейшим высочеством". Ведь для изысканных женщин, согласившихся украсить собой вашу жизнь, нет большой радости в том, чтобы царить на праздниках заносчивых, недалеких и невежественных мужчин, привыкших разрешать все вопросы криком и кулаками. Да и откуда взяться образованности, если в последние шесть лет учиться было негде и не у кого!
На годовщину Термидора (костюмы, речи, гимны на слова Шенье) Тальен созвал своих собратьев на пир в их с Терезой "красную хижину" на аллее Вдов. Речь, разумеется, зашла о политике, и все чуть не передрались. Тогда Тереза — в полупрозрачном греческом хитоне, с обнаженными руками и сандалиях на босу ногу — произнесла тост: "За забвение ошибок, прощение оскорблений и примирение всех французов!" Все выпили и как будто успокоились. Но Тереза слишком поздно узнала, что имел в виду Тальен, когда говорил о "подлых наемниках Питта", которых волны океана вынесли под меч закона, чтобы их поглотила оскверненная ими родная земля. Этого она ему не забудет и не простит.
В начале лета в башне Тампль умер несчастный сиротка, даже не подозревавший, что для некоторых он — Людовик XVII. Через две недели Комитет общественной безопасности вспомнил о другой сироте — его старшей сестре, которая за три с лишним года одиночного заключения почти разучилась говорить. Конвент решил обменять ее на французов, плененных австрийцами; к несчастной девушке прислали компаньонку, которая должна была подготовить ее к новому повороту в ее судьбе, открыв ей заодно, что у нее больше нет ни матери, ни тети, ни брата. Зато остались дяди, и старший из них, граф Прованский, провозгласил себя Людовиком XVHI. Английские корабли доставили армию эмигрантов на полуостров Киберон, чтобы поддержать вандейских повстанцев. В страшную грозу Лазарь Гош, командовавший республиканскими войсками, штурмовал форт Пентьевр, где укрылись роялисты, пока англичане не могли подать им помощи из-за шторма. Под защитой "белой армии" находились священники, старики, женщины, дети; лодок на всех не хватило, высокие волны измучили даже умелых пловцов, не меньше семисот человек утонуло. Тех же, кому удалось добраться до кораблей, англичане высадили под Лорьяном, и их захватили в плен. Надо отдать должное Гошу: он отпустил безоружных крестьян, а мятежников-шуанов посадил в тюрьмы ждать выкупа, но оставались еще французские дворяне, захваченные с оружием в руках. Им обещали жизнь, если они сдадутся. Тогда Тальен упросил Комитет общественного спасения отправить его на Киберон. Именно по его приказу семьсот одиннадцать человек были расстреляны. Шаретт в отместку казнил триста республиканцев. Господи, неужели они не остановятся, пока не перебьют друг друга?..