Первая Ливонская война, 1480–1481 годы. Документы - Марина Бессуднова

Обращение современных российских историков к войне 1480–1481 годов диктуется, прежде всего, их интересом к процессу зарождения российской государственности и фигуре «собирателя русских земель» Ивана III. В монографиях Ю. Г. Алексеева и В. А. Волкова, посвященных военной истории, русские военные кампании эпохи помещены в контекст объединительной политики Ивана III и его усилий, направленных на обеспечение безопасности Московского государства[82]. Изложение событий в них сведено к описанию походов, а конечная победа Московского государства объясняется его возросшим военно-техническим потенциалом и усовершенствованием системы стратегического и оперативно-тактического руководства русскими вооруженными силами. При этом исследование предпосылок, хода и характера конфликта производится в традиционном ключе, т. е. без какого-либо учета внутреннего состояния Ливонии и политических маневров ее государей.

Затрудненность научного изучения темы в нашей стране обусловлена, помимо прочего, еще и состоянием Источниковой базы. С русской стороны события 1480–1481 годов освещаются псковскими и новгородскими летописями[83], составители которых далеко не всегда имели представления об истинных мотивах, целях и характере действий ливонских ландсгерров; к тому же надо учитывать, что псковское и новгородское летописание конца XV — начала XVI века, попав под воздействие московской меморийной традиции, не избежало свойственного той официоза и предвзятости в отборе и подаче исторического материала. Что касается ливонской хронистики конца XV века, то она представлена, прежде всего, «Красной книгой» рижанина Германна Хелевега[84], в которой, однако, основное внимание уделено противостоянию ордена и Риги, а не внешнеполитическим пертурбациям, и потому сведений о войне 1480–1481 годов в ней крайне немного. Ливонские же историографы второй половины XVI — начала XVII века, «золотого века» ливонской хронистики, большого внимания этому событию не уделяли, ограничиваясь краткими и малоинформативными ремарками[85]. Значительный объем документального материала предоставляют архивные собрания ганзейских городов, большей частью опубликованные в двух серийных изданиях[86], и документы из архива Немецкого ордена, ныне хранящиеся в Берлине в фондах GStA РК. Изучение зарубежных источников, имеющих отношение к русско-ливонской войне 1480–1481 годов, осложняется их отсутствием в двух фундаментальных собраниях источников по истории средневековой Ливонии, Liv-, Est- und Kurländisches Urkundenbuch и Akten und Rezesse der Inländischen Ständetage, хотя документальный комплекс, представленный в настоящем издании, отчасти помогает восполнить такого рода лакуну.

Значение источников ливонского происхождения состоит в том, что они позволяют воспроизвести историю «первой Ливонской войны» с учетом напряженной внутриполитической обстановки, характерной для Ливонии рубежа 1470–1480-х годов, и сложных маневров, предпринимавшихся ливонскими государями в целях ее разрешения. Подобный подход, как представляется, дает ключ к пониманию сущности русско-ливонского конфликта 1480–1481 годов, истоки которого коренились не только (и не столько) в нарастании межгосударственных противоречий, как обычно принято считать, а, скорее, в характере взаимоотношений ливонских ландсгерров. Ливония, в отличие от Орденской Пруссии, не являлась в полном смысле «орденским государством», поскольку наряду с землями Ливонского ордена на ее территории находились владения четырех духовных государей — архиепископа Рижского и епископов Дерптского (Тартуского), Эзельского (Сааре-Ляэнеского) и Курляндского. Борьба ордена с епископатом за лидерство в пределах Ливонской конфедерации составляла основу политической истории «Старой Ливонии» на протяжении всего ее существования. К середине XV века она вступила в завершающую стадию[87], самым непосредственным образом влияя на характер общения Ливонии с соседними государствами, в том числе с Новгородом и Псковом, позже с Московским государством. Стараясь укрепить собственные политические позиции путем привлечения на свою сторону рыцарства и городов, а также заручиться поддержкой папства, немецких государей и Ганзы, ослабив тем самым противника, ливонские ландсгерры, каждый из которых представлял тот или иной духовный институт, в противодействии друг другу активно использовали религиозную риторику, причем самым действенным приемом считалось декларирование своей готовности противостоять «русским отступникам», которое, как правило, сопровождалось обвинениями в сговоре с ними противной стороны[88]. Ливонский орден, располагавший наибольшим в Ливонии военным потенциалом, свои претензии на звание «защитника христианства» старался подкреплять делами, вследствие чего его вооруженные акции против Пскова и Новгорода с удивительной точностью совпадали с периодами осложнений его отношений с епископатом[89].