По метеоусловиям Таймыра - Виктор Кустов

Уже стоя у двери, Кузьмин попросил:

– Подарите мне какую-нибудь из ваших работ…

Ольга Павловна принесла небольшой этюд: маленький домик-времянка, по крышу занесённый снегом, приткнувшийся к одинокой берёзе. Протянула Кузьмину. Тот неожиданно наклонился, поцеловал ей руку и вышел.

Солонецкий набросил шубу и вышел за ним.

Снег задорно хрустел под ногами, унося звук шагов в тундру.

– Холодно после материка-то? – спросил Солонецкий.

– Не очень. – Кузьмин остановился. – Давайте внесём ясность, Юрий Иванович. Я буду работать, но только так, как я могу и хочу. Попробуйте меня понять.

– Чего уж там, – вздохнул Солонецкий и сбил шапку на затылок. – Прогорать так прогорать, кое-чему и я научился… А если выиграем, победителей не судят. Вот моя рука.

Кузьмин протянул свою.

…Солонецкий застал Ольгу Павловну задумчиво сидящей за столом. Положил холодную ладонь ей на плечо, она поёжилась, но не убрала, прижалась горячей щекой.

– Он женат? – спросила она задумчиво.

– Похоже, что неудачно.

– У него душа холодная, замороженная. Это женщина её заморозила… Такая же, как я.

– О чём ты говоришь? – Солонецкий поцеловал её. – Ты, наоборот, даришь весну и тепло.

– Это сначала, а потом… – Она прикусила губу, чтобы не заплакать. – Не смотри на меня, просто я устала от того, что не хочу любить тебя обыденно.

– Ты у меня совсем девчонка. – Солонецкий опустился перед ней на колени, провёл мизинцем под глазами, останавливая слезинки. – И большая умница.

– Это ты мальчишка, а думаешь, что очень мудрый старик, – улыбнулась она.

…В управление строительства Солонецкий пришёл наутро первым. Дверь в приёмную оставил открытой и, поглядывая на часы, стал ждать Турова. Но раньше пришёл Кузьмин. Поздоровался, повернул к своему кабинету.

– Геннадий Макарович, – окликнул его Солонецкий. – Зайдите ко мне… Я вот тут документы подобрал, папку вашу. – Он разложил всё на столе, развернул кресло. – Садитесь, работайте, а я по делам отлучусь.

Вышел в приёмную, плотно прикрыл за собой дверь. В коридоре столкнулся с Туровым.

Подождал, пока тот открыл кабинет главного инженера, вошёл следом, спросил, не давая Турову начать разговор:

– Внуки как?

– Внуки? – Туров усмехнулся. – Нормально, растут… Да я знаю, Юра.

– Донесли? Когда только успели…

– Почему донесли? Хорошая новость не донос. Думаешь: как, чтобы не обидеть, указать давнему другу его место? Не мучайся. Вот, гляди, – Туров выдвинул ящики стола, распахнул створки книжного шкафа. – Всё как при Кузьмине. Я ведь тебе говорил: поздно мне перестраиваться, переучиваться. Поздно, да и не смогу, внуков растить надо.

– Опять завёл… – поморщился Солонецкий. – Замом ко мне пойдёшь.

– Нет уж, уволь. Своё место я лучше тебя знаю.

– Все всё лучше меня знают! – вспылил Солонецкий. Он уже расхаживал по кабинету. – Так на кой ляд вам тогда нужен начальник строительства? За что ему зарплату платят? Видите ли, он лучше меня видел, будущее как гадалка, на два месяца вперёд рассчитал!.. Да я и сейчас не верю, что Кузьмин останется, ещё неизвестно, как к этому в главке отнесутся, в министерстве…

– Веришь, – не согласился Туров. – И Киреева ты убедишь, и Кузьмин работать будет. И я – начальником своего управления.

– И ты – моим заместителем.

– Спорить будем?

– Нет, я приказ подготовил.

– За моей спиной, без согласия?

– Производственная необходимость.

– Так, значит… – Туров помолчал. – А скажи, дружище, как главный я тянул?

Вопрос был прямой, и Солонецкий растерялся.

– Ну… Не совсем.

– И ты думаешь, это ты один видел? Моя бабка и та заметила, испилила, зачем, говорит, на старости лет позоришься. Нет, Юра, я себя знаю, силы свои знаю, здоровье. Новое мне не по плечу. А кресло? Кресло я никогда в своей жизни задом не грел.

– Я, пожалуй, так бы не смог, – неожиданно признался Солонецкий. – Догадывался бы, мучился, но молчал…

– Да брось ты кокетничать. И ты такой же, только тебе стройка по плечу, а мне – управление. Всё, Юрий Иванович, обижайся не обижайся, а это наши с тобой потолки.

– Даже так… И в министрах меня не видишь?

– Не вижу.

– А Кузьмина?

– Кузьмина вижу. Фора у него большая.

– Это какая же фора, умнее, что ли?

– Может быть, умнее и ненамного, зато молод.

– За одного битого…

Туров вдруг расхохотался, и Солонецкий захохотал, поняв, как нелеп его обиженный тон.

– Договорились, – поднялся он.

– Договорились. На старое место, – поставил точку Туров.

– Ну и чёрт с тобой, – махнул рукой Солонецкий. – Иди.

…Кузьмин, скинув пиджак, что-то писал. Бумаги лежали по всему длинному столу и, отрываясь, он просматривал то одну, то другую и снова склонялся над листком. Солонецкий в раздумье постоял на пороге, но всё-таки решился оторвать его.

– Уже работаете, Геннадий Макарович?

– Готов мой кабинет?

– Можете принимать, – неловко пошутил Солонецкий.

– Хорошо… Юрий Иванович, там я взял отпуск за свой счёт на неделю. Вам хватит этого времени?

Знает, подумал Солонецкий. Знает, что не звонил, что никакого согласия на его возвращение не получал.

– Вполне.

Он нажал клавишу селектора.

– Вера Сергеевна, помогите Геннадию Макаровичу перенести все бумаги в его кабинет и соедините меня с главком…

Всё дольше задерживалось на горизонте солнце. И хотя до настоящей весны было ещё далеко, с каждым днём отступала зима. Временами обрушивалась метелями, словно желая спрятать посёлок под снегом, но приходили и редкие оттепели, когда навстречу обманчивому теплу доверчиво распахивались форточки, а шубы сменялись пальто и куртками. Правда, Солонецкий замечал всё это мимоходом.

Уже через неделю после возвращения Кузьмина он почувствовал его грамотную и крепкую руку. На планёрках начальники подразделений теперь отмалчивались, не зная, что возразить на конкретные замечания главного инженера, завертелись снабженцы, которые в последнее время – с молчаливого согласия Костюкова – целыми днями гоняли чаи, появилась творческая группа в самом управлении строительства и по вечерам в кабинете главного инженера шли ожесточённые споры. Даже спокойный и, казалось, отстранённый от всего кроме своих обязанностей Смирнов признался Солонецкому, что с главным инженером работать непросто – себя не щадит и никому пощады не даёт.