Тайна царского фаворита - Елена Хорватова

Какое-то время они посидели молча, шевеля веткой угольки в костре, потом Валентин тихонько напел строфу известного романса на стихи Соловьева:

Смерть и Время царят на земле, -

Ты владыками их не зови;

Всё, кружась, исчезает во мгле,

Неподвижно лишь солнце любви.

– Зачем думать о плохом? – снова заговорила Аня. – Война когда-нибудь кончится.

– Боюсь, это случится не скоро, – горько возразил Валентин.

– Ну и пусть! Пусть не в этом году, пусть в шестнадцатом, пусть даже в семнадцатом! Ничто не длится вечно. Мы подождем, все равно ведь ничего другого не остается. Зато представь, какая прекрасная мирная жизнь тогда наступит. Мы отдали так много крови, так много молодых жизней, что заслужили мир и покой!

– Мир и покой… Честно говоря, не знаю, чем я тогда займусь, – пожал плечами Валентин. – Я устал от войны, но, с другой стороны, вся моя жизнь прошла в армии. Как мальчишкой надел юнкерский мундир, так и тяну свою пехотную лямку. И никакой другой жизни я просто не знал.

– Тем более тебе будет интересно пожить как-то иначе. Благодаря наследству пращура мы сможем позволить себе все что угодно. Можем отправиться в путешествие, можем заняться предпринимательством, а можем привести в порядок это имение и жить как подмосковные помещики, в этом тоже есть своя прелесть.

– Еще чего не хватало, чтобы я проматывал твое наследство. Будем жить в моем доме и на мое жалованье, дорогая. Впрочем, имение, конечно, следовало бы привести в порядок – ты бы приезжала сюда на лето отдыхать… С детьми.

Аня только-только собралась ответить, как со стороны дома послышался какой-то непонятный шум и вроде бы даже приглушенный выстрел.

– Ты слышал? Стреляют! Там что-то происходит! – прошептала Аня.

Валентин вскочил, сбросив с плеча шинель. Но шум уже затих, и сколько они ни прислушивались, больше ничего разобрать не смогли.

– Здесь очень странные места – все время чудятся какие-то загадочные звуки, – заметила Аня, успокаиваясь. – Порой мне кажется, что не все можно объяснить с рациональных позиций, без призраков тоже не обходится…

– Анюта, а ведь в доме кроме Елены и твоей старенькой няни никого нет, – ответил Валентин, продолжавший чутко ловить каждый звук. – Мне не нравятся проделки призраков, жертвами которых могут оказаться две слабые женщины.

– Но Леля не относится к числу слабых натур! – возразила Аня.

– О да, сама она в этом уверена и не раз демонстрировала окружающим свою душевную стойкость, но любой храброй феминистке, старающейся ни в чем не отставать от мужчин, порой может пригодиться помощь. А я не привык оставлять в трудную минуту без помощи не только женщин, но и просто друзей. Пойду к дому и проверю, что там случилось. Звук выстрела я слышал совершенно отчетливо…

– Да, конечно, может статься, Леле нужна помощь. Но как же я? Я боюсь оставаться одна ночью с этим золотым мешком! – воскликнула Аня.

– И эта женщина только что собиралась на фронт! Возьми мой револьвер, в случае опасности стреляй и кричи – я услышу и прибегу. И не бойся так – ведь пока никто не знает, что мы нашли золото твоих предков, так что грабительских налетов ждать не приходится.

Валентин отдал Ане оружие, поцеловал ее в висок, туда, где из прически выбилась непослушная кудряшка, и быстро исчез в темноте.

Аня закуталась в его шинель и вновь уселась у костра, сжимая руками холодную сталь офицерского револьвера. Все вокруг снова наполнилось тревожными звуками, шорохами и чуть ли не вздохами…

На Аню накатилась волна страха. Вдруг кто-то прячется в кустах у нее за спиной? А если Валентина нарочно заманили к дому, чтобы она осталась лицом к лицу с неизвестным врагом? И что там, в доме? Если стреляли, то в кого? Неужели с Лелей что-то случилось? Валентин побежал на помощь, но он оставил оружие Анне, а теперь, может статься, с голыми руками противостоит вооруженному противнику… Господи, помоги!

Шорохи становились все отчетливее, похоже, по парку кто-то шел. Анино сердце гулко забилось, а на лбу у нее выступили капельки пота.

Валентин велел в случае опасности стрелять, но не сказал, как стрелять – в воздух или на поражение. И что же? Вот так взять и выстрелить в человека, может быть, совершенно случайно забредшего в парк? И стать убийцей? Или выстрелить в воздух в надежде, что Валентин придет на помощь? А если из парка выйдет тот изверг, который убивает женщин, и набросится на нее? Прежде чем появится Валентин, с ней все будет кончено… Что же делать?

Аня так и не успела прийти ни к какому выводу, когда из-за деревьев к костру вышел поручик Кривицкий. Вздохнув было с облегчением при виде знакомого лица, юная вдова тут же вновь затряслась от страха – Леля ведь подозревала в совершении жестоких убийств именно Кривицкого. Зачем он бродит тут один в темноте?

– О, Анна Афанасьевна, доброй ночи! Я вам не помешаю? Позволите погреться у вашего огонька?

И Кривицкий пропел своим сладким голосом:

Мой костер в тумане светит,

Искры гаснут на лету.

Ночью нас никто не встретит…

А я-то понять не мог, кто зажег костер в вашем парке. Дай-ка, думаю, подойду и гляну. Вы тут охраняете свои владения или ловите в ручье рыбу?

– Да я тут… как-то… вот вышла… сама не знаю, – растерявшись залепетала Аня, пряча револьвер под шинелью, но на всякий случай не слишком далеко.

– Мне тоже обычно не спится по ночам, вот и пристрастился к поздним прогулкам, – продолжал Кривицкий самым дружеским тоном. – А сегодня к тому же заметил кое-что, сильно меня заинтриговавшее, так что напрочь лишился сна. Представьте, сначала из гиреевского дома выскользнул наш милый Степанчиков и направился в сторону Привольного, а потом за ним по пятам, стараясь держаться в тени, как средневековые наемные убийцы, побрели доктор и этот дурацкий сыскной, выписанный Еленой Сергеевной из Москвы. Я тоже пошел было за ними, надеясь на интересное зрелище, но дорогой отстал… Степанчиков хоть и ранен в ногу, а по лесу чуть ли не бегом бежал. Я даже, грешным делом, подумал, что поручик на свидание торопится, он вроде бы собрался за вашей гостьей приволокнуться. Как издали костер заметил, так и решил, что тут Елена Сергеевна со Степанчиковым полуночничают у огонька.

Аня, которой начисто отказал дар речи, издала в ответ несколько невнятных звуков.

– А где же бравый штабс-капитан Салтыков, возложивший на себя обязанности цербера при вашей особе? – нахально поинтересовался Кривицкий, словно бы и не заметивший состояния хозяйки усадьбы.

– Он ненадолго отошел. Сейчас вернется. – Аня наконец смогла настолько справиться с волнением, что произнесла это уже вполне членораздельно.

– Ну что ж, остается только порадоваться, что я улучил минутку и застал вас в одиночестве. Мне давно хотелось поговорить с вами по душам, милая Анна Афанасьевна. Ваш покойный муж, поручик Чигарев, очень много о вас рассказывал. Знаете ли, во фронтовых блиндажах, за стаканчиком спиртного под звуки дальных разрывов, разговоры ведутся не просто откровенные, а я бы даже сказал, за гранью обычной откровенности. Алексей часто о вас вспоминал. У меня задолго до встречи с вами сложился некий образ Прекрасной Дамы, сродни блоковскому… Но, надо признать, действительность превзошла все мои смелые фантазии. Вы как сказочная фея, живущая в очарованном замке… Это первое, что пришло мне в голову при нашей встрече.