Мольба Мариам - Джин П. Сэссон

Смогу ли я когда-нибудь отблагодарить Фарида? Мой «старший брат» раз за разом доказывал мне свою преданность. Однако за несколько дней до отъезда Дюрана в Пакистан мне позвонил встревоженный Фарид:

— Мариам, только не позволяй Дюрану пользоваться твоим мобильником, когда вы встретитесь в Пакистане, и не давай ему денег.

— А в чем дело?

— Мариам, между радостью встречи и катастрофой всего лишь один шаг, — помолчав, ответил Фарид.

— Что ты имеешь в виду, Фарид?

Я чувствовала, что мой брат очень тщательно выбирает слова, слишком старательно.

— Он твой сын, Мариам, и я его не знаю. Просто сделай так, как я попросил. И будь осторожна.

Я знала Фарида как себя. Он был предусмотрительным человеком. В чем же он заподозрил моего сына?

Меня обуревали тревожные предчувствия, но теперь меня уже ничто не отделяло от моей мечты.

Ничто не могло помешать моей встрече с Дюраном.

Халид очень волновался, что я еду в Пакистан одна.

— А что, если тебя там встретит Каис? Все это может быть ловушкой, Мариам.

Я покачала головой и оттолкнула Халида.

— Даже табун диких лошадей не помешает мне встретиться с сыном.

Халид глубоко вздохнул.

— Халид, я не видела сына с восемьдесят шестого года. И все это время мечтала о встрече с ним. Я не упущу своего шанса.

Халид тяжело опустился на диван, не сводя с меня глаз.

— Только подумай, что бы ты чувствовал, если бы кто-нибудь забрал у тебя маленького Дюрана, — попыталась объяснить ему я. — Тебя бы тоже никто не смог остановить. Я должна поехать. Прости меня. Но обещай, что, если со мной что-нибудь случится в Пакистане, ты присмотришь за маленьким Дюраном.

— Конечно, любимая, конечно, — задыхаясь от переполнявших его чувств, ответил Халид.

И я не сомневалась, что так оно и будет. Мой муж совершенно не походил на остальных арабов. Он ни на йоту не изменился со дня нашего знакомства и оставался таким же внимательным и предупредительным. Мне страшно повезло, и я понимала это.

Через четыре дня, 25 июля 2003 года, Дюран отправился из Кабула в Пешавар в компании контрабандистов. И я на следующий день вылетела из Джедды в Исламабад, а там пересела на автобус, который должен был доставить меня в Пешавар. Автобус был переполнен, несколько оконных стекол было разбито, однако внутри висела страшная духота. Я ни на что не обращала внимания. Я торопилась на встречу с сыном.

Когда я выезжала из Исламабада, встававшее солнце окрасило здания в розовый цвет, а их тени в тона индиго. Сзади от колес поднимались струйки пыли. Эта мелкая пыль оседала у меня во рту и носу. Я вновь погружалась в мир, который знала с детства. И внезапно поняла, как давно я была здесь в последний раз: минуло более двадцати лет, с тех пор как мы похоронили в Индии маму и уехали с папой в Америку. Тогда мы уезжали в подавленном состоянии, ибо оба тяжело переживали мамину кончину. Теперь я возвращалась сюда одна. Папе не удалось дожить до этого дня, когда он снова мог бы встретиться с Дюраном.

Дюран! Я действительно ехала на встречу с ним! Я по-прежнему представляла его себе круглолицым ребенком, смеющимся над своей Мано. Я не могла себе представить, что теперь он стал взрослым мужчиной.

Я грезила на протяжении всего пути в Пешавар. Я не обращала внимания ни на изъеденное оспой лицо своей соседки, ни на пение шофера. Перед моими глазами маячило лишь лицо маленького Дюрана. Я наизусть заучила место, где мы должны были встретиться: «Грин-отель», номер 114.

Я вбежала внутрь без стука. В номере сидело пять мужчин с длинными бородами в традиционных афганских костюмах — контрабандисты, которые проводили моего сына через границу. А потом я увидела молодого мужчину, сидевшего на кровати, и вскрикнула. Он был одет в каждодневный европейский костюм. Я бросилась к нему и принялась внимательно рассматривать его лицо. Чувство невероятного счастья омыло мою душу.

— Если это сон, пожалуйста, Аллах, я не хочу пробуждения! — вскричала я, прижимая к своей груди молодого человека. — Сын мой! Сын мой!

Это был самый счастливый момент в моей жизни.

Дюран молчал.

— Каким ты стал красивым, — сказала я, пытаясь совладать со своими чувствами.

Мой сын отстранился и холодно посмотрел на меня.

— Ты тоже считаешь, что мне надо сделать пластическую операцию? — неожиданно произнес он. — Терпеть не могу свое худое лицо и обтянутые скулы.

Контрабандисты рассмеялись.

— Мамаша рыдает от счастья при виде сына, — между взрывами хохота заметил один из них. — А сынка волнует собственный вид!

Мой сын перевел взгляд на контрабандистов и смутился.

— Я тоже рад, что ты приехала за мной, — наконец произнес он.

Я залилась краской радости.

— Дюран, сын мой, ты даже представить себе не можешь, как долго я мечтала об этом моменте.

Контрабандисты обменялись взглядами и встали.

— Мы вас оставим, — заметил их главарь. — Вам надо поговорить с глазу на глаз.

Я улыбнулась, выпроваживая их за порог. Мне не терпелось остаться наедине с Дюраном. Я хотела как можно скорее преодолеть разделяющую нас бездну времени. А для этого мы должны были получше познакомиться и поделиться всем, что произошло с нами за эти годы.

— Однажды я видел твою фотографию, где ты с отцом, — пробормотал Дюран. — На тебе было белое платье. Я сказал отцу, что это похоже на свадебную фотографию, а ты выглядишь как невеста.

— И что тебе ответил отец?

— Он сказал, что однажды был в Америке на свадьбе и все присутствовавшие на ней женщины хотели с ним сфотографироваться. Он сказал, что ты тоже там была. Я видел эту фотографию лишь один раз, потому что потом отец ее убрал куда-то.

Я кивнула, чувствуя, что Дюран готов говорить об отце и обо всей той лжи, которая вбила клин между нами. Однако я воздерживалась от того, чтобы говорить о Каисе что-либо дурное. Возможно, Дюран меня просто испытывал. Может, он просто искал повод для того, чтобы оттолкнуть меня.

В тот день я должна было сконцентрироваться лишь на положительных вещах.

Я улыбнулась, не сводя глаз со своего сына. Я не могла на него наглядеться.

— Пожалуйста, говори еще, — попросила я, — я хочу слышать твой голос.

Дюран закряхтел.

Я прикусила язык, чувствуя себя на грани пропасти. Один ложный шаг — и все будет потеряно.

— А как твоя мачеха, Дюран? Она была добра с тобой?

— Нормально, — пожал он плечами. — Она была глупая. Иногда она была доброй, иногда злой. Но когда отец бил меня, она иногда пыталась меня защитить.