Комонс III. Игра на чужом поле - Борис Батыршин

II

– Что за!.. – проорал спецотделец. «Алуэтт» мотнуло влево, потом вправо. Казаков не удержался на скамейке и вылетел бы в распахнутую дверцу, у которой растопырился в обнимку с пулемётом Поль Мартье. Голубев поймал друга за рукав – плотная ткань военной рубашки затрещала, но выдержала, и оба покатились на пол, больно ударяясь о торчащие отовсюду острые углы. Кабина внезапно озарилась дрожащим ярко-золотым светом, спецотделец снова выругался и ткнул пальцем влево, указывая пилоту на что-то невидимое Сашке. Вертолёт лёг на борт, и мимо, обдав их волной рёва и грохота, пронёсся, бешено кувыркаясь, «Скайхок». «Алуэтт» качнуло спутной струёй, пилот, отчаянно ругаясь по-испански, рвал ручку, пытаясь выровнять машину. Впереди грохнуло, полыхнуло, по стеклу забарабанили мелкие камешки. Француз истошно завопил по-своему, а вертолёт уже уходил в сторону, минуя огненно-дымное облако, выросшее на месте падения штурмовика. Но Казаков смотрел не на него – взгляд его прилип к ярко-золотому столбу света, упирающемуся в небо.

– Получилось! – восторженно заорал Голубев. – А эти – разлетались тут, будут знать!..

Заговорили все разом – Поль сыпал бешеной французской скороговоркой, спецотделец вторил ему замысловатыми матерными конструкциями, и даже пилот вносил в общий хор свои нотки на языке Сервантеса – наверняка насквозь непристойные.

Казаков, так и не успевший прийти в себя, громко икал. Голубев не отпускал его рукава и возбуждённо повторял, что теперь всё будет хорошо, и надо только им сделать всё, как приказано…

А вертолёт нёсся над самой землёй, едва не задевая ветки бурого кустарника, густо покрывающего дно долины. Неожиданно завис, поднимая клубы красной пыли – и мягко опустился на глинистую террасу, разрезающую надвое склон.

Михаил – так звали спецотдельца – первым выскочил на грунт. В руках у него была бельгийская штурмовая винтовка со снайперским прицелом. Осмотрел в оптику противоположный склон, весь заросший буро-красной травой, и петляющее по дну долины русло высохшего ручья – кое-где там зеркально блестели на солнышке лужицы воды. Пилот тем временем заглушил двигатель. Казаков помотал головой: тишина, словно в уши напихали ваты, лишь потрескивает позади кабины остывающий движок, да хрустят камешки под подошвами – француз, не дожидаясь команды, выбрался из кабины и разминает затёкшие в полёте ноги.

– Здесь будет в самый раз! – спецотделец опустил винтовку и сверился с картой, заправленной в кожаный планшет. – Десантируемся, мужики…

И добавил несколько слов по-испански, обращаясь к марсельцу и пилоту. Поль кивнул и полез обратно в вертолёт. Откинул крышку затворной коробки пулемёта, заправил ленту, лязгнул рукояткой затвора и, весело улыбаясь, помахал рукой.

– Так, ребята, берите эту штуку, – спецотделец ткнул пальцем в угол кабины, – и пошли, надо её установить. Если что – вертушка прикроет нас с воздуха.

Голубев бодро рявкнул: «Слушш брат-наставник!»[12] – и потянулся к крепёжным стропам, удерживающим опасный груз. Михаил только хмыкнул в ответ – за три дня совместных дежурств он привык к их манере разбавлять речь подходящими фразочками из любимых фантастических книжек.

Казаков вытащил из кабины оба «Гаранда», свой и голубевский, пристроил рядом с вертолётом на камне – и вместе с Димкой ухватился за лямки ранца. Весил тот не меньше сорока килограммов, и пришлось изрядно попотеть, извлекая громоздкое «специзделие» из тесной кабины.

– Ну что, готовы? – осведомился «брат-наставник». – Тогда ноги в руки, и бегом! Аргентинцы на подходе, я заметил пыль, когда заходили на посадку. Час-полтора – и передовой дозор будет здесь, так что не копаемся, не копаемся! Голубев, флягу из кабины прихвати– жара, вымотаетесь, пить попросите, знаю я вас!

Место было выбрано удачно: высокая скала, нависшая над дорогой, ведущей в Долину. Обойти её нельзя, и любой, даже не самый мощный взрыв, у подножия вызовет, кроме веера каменной шрапнели, ещё и оползень. После чего проход придётся пробивать бульдозерами и тяжёлыми гусеничными грейдерами. Что уж говорить о начинке ранца, который Казаков с Голубевым сейчас маскировали в укромной расселине у основания?

Наблюдательный пункт выбрали метрах в шестистах позади скалы и выше по склону, в распадке среди россыпи каменных столбов. «Здесь будет в самый раз – объяснял генерал, разложив перед собой аэрофотоснимки и карты. – Скала прикроет от ударной волны, да и в распадке есть, где спрятаться. Увидеть с дороги вас практически невозможно, а вы, наоборот, будете всё видеть. Подождёте, когда голова колонны минует скалу и сообщите мне – а я уж дам сигнал на подрыв. Секунд тридцать у вас будет, чтобы спрятаться. Взрыв не воздушный, скалы прикрывают – риск, считайте, минимальный. Противогазы только наденьте, пылищи будет… После взрыва выждите четверть часа, и уходите вверх по ущелью, и там уже сигнальте ракетами. Если найдёте воду – разденьтесь, ополоснитесь хорошенько. Вертушка вас подберёт, а нет, так до лагеря часа четыре пешком – дотопаете, а я вышлю навстречу группу. Ветер стабильно дует с перевала, и всю радиоактивную дрянь, которая поднимется после взрыва, снесёт вниз, прочь из долины. Вряд ли у аргентинцев есть при себе дозиметры и средства РХБЗ, да и перепугаются они до смерти – кто уцелеет, конечно. И уж точно им будет не до поисков…»

Казаков поправил противогазную сумку на боку и принялся разматывать катушку с проводом – Михаил решил на всякий случай продублировать радиоканал старой доброй подрывной машинкой. В памяти всё вертелось напутствие генерала.

«Выхода у меня нет, ребята. – говорил тот, словно оправдываясь. Вам едва по шестнадцать стукнуло, а тут такое… Но делать нечего: парни вы боевые, толковые, спецподготовку прошли, хоть и по ускоренному курсу. У Абашина и Астахова и того нет – одна гражданская оборона на уроках НВП…»

Ускоренный курс, о котором упомянул генерал, заключался в обучении самым элементарным вещам: как вести себя в условиях применения тактического ядерного оружия, как использовать средства индивидуальной защиты и персональные дозиметры. И главное: как собрать и, при необходимости, привести в действие «специзделие» – это обязан был уметь каждый, кто нёс возле него дежурство. Не так уж это оказалось сложно – установка и настройка обычного ученического телескопа-рефлектора задача позаковыристее, однако же, он, Сашка Казаков, легко с ней справлялся. Управится и ядерной миной, невелика премудрость. Зато – какое приключение! Вряд ли кому-нибудь из его сверстников выпадало подобное. Может быть, когда-то, через много лет он напишет об этом книгу, её переведут на разные языки и будут читать по всему миру…

Они управились за четверть часа. Под конец Михаил велел Голубеву забраться повыше и закрепить провод антенны, подсоединённый к радиовзрывателю – прохождение радиоволн по долине неважное, объяснил он, надо подстраховаться. Димка послушно кивнул, зажал провод в зубах и полез. Подъём был не слишком крутой, градусов около пятидесяти, и он карабкался на четвереньках, ужаса напоминая актёра Пуговкина в роли священника отца Фёдора, лезущего на скалу с украденной колбасой в зубах.