Ветер богов - Богдан Сушинский

Гитлер почти с ненавистью взглянул на Роммеля. Швырнув карандаш на карту, он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

«Искусственные гавани — вот чего мы не предвидели, вот в чем просчет», — расшифровал Роммель этот его жест раздражения. И в душе возрадовался. Может быть, хоть теперь фюрер поймет, что главный просчет заключается не в недостатках их обороны в Нормандии, а в объявлении войны всему цивилизованному миру.

— Что вы молчите, фон Рундштедт? — наконец заговорил верховный главнокомандующий после длительного напряженного молчания. — Какие меры предприняты вами, чтобы спасти положение?

— В действие введены все имеющиеся резервы. Ощущается острая нехватка живой силы и боеприпасов. В небе по-прежнему господствует авиация союзников. И, насколько мне известно, наша авиация пополнилась всего лишь двумя-тремя эскадрильями реактивных истребителей.

— Мне лучше знать, сколькими истребителями она пополнилась, Рундштедт, — медленно, спокойно поднялся Гитлер.

— Однако небо над нашими войсками они не очистили, это я заявляю со всей ответственностью, — растерянно пробормотал командующий войсками на Западе, пытаясь еще продолжать свой доклад.

— Очисткой неба, фельдмаршал, займутся другие. Как и очисткой от врага самой Нормандии. С этой минуты я отстраняю вас от должности командующего войсками на Западе.

— Как вам будет угодно, — щелкнул каблуками Рундштедт.

— Передадите дела фельдмаршалу фон Клюге.

Стоявший рядом со своим шефом фельдмаршал Роммель отчетливо услышал, как из груди Рундштедта вырвался вздох облегчения, словно он сбросил со своих плеч минометную плиту. «Это ж надо дожиться до такого положения, когда фельдмаршал радуется, что его лишили командования фронтом!» — ужаснулся он.

— Если вы считаете, что таким образом решите все проблемы вражеского вторжения, мой фюрер… — с нагловатой иронией изрек тем временем Рундштедт.

— Милости просим в Париж, господин фон Клюге, — в том же духе поддержал его Роммель.

Клюге на выпад не ответил. Карьеры этих бездарей закончились, и он не собирался утешать их. Обратившись к фюреру, фон Клюге поблагодарил за оказанную честь и спокойно, внушительно так прожевал:

— А на Западном фронте порядок мы, конечно, наведем, долго так продолжаться не может, позор без всякого приличия. Не может, — жестко повторил он, давая понять Роммелю, что вызов все же принят и следующий удар за ним. Но уже не в присутствии фюрера. — О деталях хотелось бы поговорить отдельно.

— Приступайте к командованию, фон Клюге, — осадил его Гитлер.

Прибыв в штаб Роммеля, фон Клюге быстро ознакомился с положением на фронте и, не вникая в детали прорыва, устроил взбучку штабистам, а также присутствовавшим командирам армий и некоторых дивизий. Генералитет фронта ответил ему мрачным молчанием. Генералитет, но не сам Роммель. Отпустив из элементарного чувства такта своих генералов, он теперь уж по-настоящему схлестнулся с новым командующим.

— Видите ли, в чем тут дело, фон Клюге. Я не против той взбучки, которую вы здесь устроили моим полевым генералам, — этому народцу накачки еще никогда не вредили. Но я не потерплю, чтобы вы пытались командовать мной, руководствуясь тем «бергхоф-ским» стилем фюрера, которым успели заразиться в ставке, пребывая там на фюрерских харчах.

— Как вы смеете?! — опешил новый командующий, сраженный «фюрерскими харчами». Кроме всего прочего, он знал, сколь популярен «герой Африки» в любой офицерской компании и как прислушиваются к его суждениям. Сколько всяческих острот гуляют по штабам по воле этого любимца судьбы! — Как вы позволяете себе говорить со мной так?!

— А почему бы и нет? — уселся Роммель на краешек стола. — Почему бы нам не поговорить как фельдмаршал с фельдмаршалом? — напомнил ему о равности чинов и заслуг перед рейхом. — Причем сделать это сразу же, в первый день вашего вступления в должность.

— Что ж, — устало плюхнулся в кресло фон Клюге, побагровев от гнева и осознания той наглости, с какой Роммель осмеливается вести с ним разговор. — Допустим… Поговорим как фельдмаршал с фельдмаршалом. Только не думайте, что способны запугать меня сногсшибательными данными о численности танков, орудий и дивизий. Всей этой цифирью я владею не хуже вас.

— А я и не собираюсь вас разочаровывать в той цифири, которой вы овладели, отдыхая в «Бергхофе». Наоборот, предлагаю сейчас же, немедленно вылететь на фронт. И помотаться хотя бы по ближайшим тылам, если уж не по передовой. Мы сделаем это вместе. А потом вернемся и поговорим.

Несколько минут фон Клюге колебался, не зная, как отреагировать на предложение. Он уже твердо решил для себя, что потребует освободить Роммеля от командования группой армий «Б» во Франции, несмотря на то, что авторитет этого полководца довольно высок и его отстранение вызовет крайне негативную реакцию не только среди генералитета фронта, но и в штабе Верховного главнокомандования. Не зря же фюрер отважился только на то, чтобы отстранить от должности Рунд-штедта, в то время как прежде всего следовало отстранить «героя Африки».

Но для того, чтобы он, Клюге, имел право потребовать изгнания Роммеля, он обязан был прежде побывать вместе с ним на фронте. Чтобы потом не было недомолвок.

— Согласен, — наконец решился он. — Прикажите приготовить самолет командующего. Позволяю вам выступить в роли гида.

Два последующих дня оба фельдмаршала, помирившись между собой и с судьбой, колесили по дорогам Франции, переправляясь из штаба в штаб, с участка на участок. Несколько раз они сбивались с маршрута, оказываясь на передовой в самых гиблых местах, поскольку за то время, пока они добирались до указанного пункта, линия фронта резко изменялась. К тому же на исходе второго дня их самолет чуть было не сбили свои же зенитчики, а затем их «опель-адмирал» попал под перекрестный огонь противника, и только благодаря исключительному хладнокровию водителя они смогли спастись бегством в небольшом холмистом лесу, в котором пришлось просидеть несколько часов, пока их не прикрыл своим огнем случайно оказавшийся радом сильно потрепанный в боях саперный батальон.

Возвращаясь на самолете назад, в Париж, фельдмаршалы угрюмо молчали. И только на аэродроме фон Клюге все же не вынес тяжести своего горделивого затворничества.

— Вы, Роммель, правильно сделали, заставив меня сразу же побывать на фронте, — усиленно шевелил он жилистыми челюстями, старательно пережевывая каждое слово. — Что ни говори, а оттуда, из «Бергхофа», ситуация видится совершенно по-иному, позор без всякого приличия.

— Все зависит от того, с какой «Горы»[35]смотреть, — поучительно согласился Роммель, однако заострять разговор не стал. Тем более что из штаба Фромма ему уже сообщили: фон Клюге тоже, в принципе, дал согласие на сотрудничество с валькиристами, а следовательно, через несколько дней, как только покушение на Гитлера будет осуществлено, они могут оказаться единомышленниками. Мало того, обязаны будут предстать перед англо-американцами таковыми. Иначе Монтгомери попросту не захочет иметь с ними дела.