Большая игра - СкальдЪ

Все это продолжалось до определенного момента. Впереди себя мы гнали многотысячную толпу мирных жителей, женщин, детей и стариков, с ревущими верблюдами и коровами. Туркменам пришлось остановиться и дать нам бой, защищая своих сестер, матерей и жен.

Йомуды заняли позицию у Кокчука.

Наше войско выстроилось на холме, на краю пустыни, встав в две линии, каждая сотня со своим значком, развевающимся на ветру. В трех верстах впереди расположились туркмены, конница по флангам и пехота в середине. Общая численность их колебалась в районе десяти тысяч человек.

Туркменские кони были чудо как хороши, идеально подходящие для местного климата, выносливые и понятливые. Все это время йомуды издевались над нами, галопируя и не давая приблизиться. Казаки не могли их догнать. Даже мы, на своих скакунах, и то, практически всегда им проигрывали.

Сам йомуд представлял собой любопытный тип воина — феноменально умелого всадника, беззаветно храброго, но напрочь лишенного малейших понятий о дисциплине.

И таких всадников стояло против нас около пяти тысяч. Остальные были пехотой — кое-как одетые, часто босоногие, со старым и ржавым оружием. У многих вместо сабель в руках имелись выпрямленные косы или серпы на палках. Они хотели сражаться, но внешний вид такого войска, которое и до ополчения не дотягивало, говорил сам за себя.

На дальнем холме расположились многочисленные женщины, дети и старики. Все те, кого война выгнала из родных домов, и кто теперь просто ждал, что приготовил для них Аллах.

Левым флангом командовал генерал Бардовский, центр Головачев оставил за собой, а на правом крыле руководил Ухтомский и герцог Романовский. Причем наш полковник вынужден был подчиняться командам члена Императорской фамилии.

Вождя туркменов звали Ашир-ходжа по прозвищу Волк. Всю эту кампанию он противостоял Оренбургскому отряду, гусары Смерти с ним пока не встречались. Но зато мы увидели старых знакомых — знамя Саздык султана и древко с конским хвостом, принадлежащее Джочи-беку.

Глава 15

Война — страшная, тяжелая, а вместе с тем и забавная штука! Одна из ее особенностей заключается в том, что в бою она часто сводит врагов лицом к лицу. Это не я заметил, люди отметили подобное еще много веков назад, чуть ли не во времена Римской Империи.

Вот и меня война свела с Джочи-беком. Со времени нашей последней встречи прошло больше года, я преодолел тысячи верст, да и туркмен, как думаю, не сидел на одном месте. И вот мы стоим в одной точке земного шара, на противоположных флангах выстроившихся армий, разделенные двумя верстами… Удивительно сталкиваться с чем-то похожим. Как по мне, тут отчетливо попахивает некой долей мистики. А впрочем, все это лирика. Не мстить я сюда ехал, а просто делать свое дело, не очень приятное, но нужное. А Джочи-бек всего лишь человек, особой ненависти я к нему не испытывал.

Прозвучала команда, и мы тронулись вперед. При спуске с возвышенности лошади вязли в песке по бабки. Гусары подстегнули коней, наращивая скорость, охватывая левый фланг неприятеля.

Эскадроны выстроились в линию. Ухтомский, Тельнов и Седов летели вперед как на крыльях, увлекая за собой полк. Герцог Романовский держался чуть впереди, показывая, кто тут главный. По центру гордо реяло наше знамя.

Масса конницы и людей скрыли от меня то, что происходило по центру и на левом фланге нашего войска. Надо полагать, там так же готовятся вступить врукопашную.

Пушки грохотали, не переставая, буквально прореживая вражеские ряды. Туркмены бросились навстречу. Их было больше, но у них отсутствовало всякое понятие о едином строе. Издалека они казались грозной силой, но эта была лишь видимость.

Копыта стучали по сухой земле, скачка захватила гусар. Карабины разрядили, когда до противника оставалось саженей сто. Залп получился не особенно дружный, в диком шуме не все одновременно услышали очередной приказ, но эффект от этого не стал менее значимым — множество йомудов упало на землю и их порыв несколько угас.

И не сказать, чтобы вид у них был уверенный. Когда на тебя в полном составе, с развевающимся знаменем летит гусарский полк, тут надо быть человеком большой храбрости, чтобы встретить его лицом, а не спиной.

Ружей у степняков было мало, они больше полагались на сабли, но две-три сотни стрелков среди них имелось. Они, как и мы, так же выстрелили.

Сначала я ничего не понял. Хартум просто споткнулся, заржал и начал заваливаться. На инстинктах я выдернул ноги из стремян и попытался спрыгнуть. Поднимая пыль, мы упали рядом, я и мой верный конь. Хорошо, что он не придавил меня. От удара о землю в глазах помутилось, я прикусил язык и почувствовал во рту кровь, а на зубах заскрипел песок. Соприкосновение с землей ошеломило меня, выбив из легких весь воздух. Некоторое время я судорожно пытался вздохнуть, давясь кровью и вытирая невольно выступившие слезы.

Гусары с бравыми криками огибали меня слева и справа, уносясь вперед. Егоров заметил, что со мной случилось, и сразу же принял эскадрон. Он правильно сделал — победа важнее, товарищу можно и позже помочь.

Полк ускакал вперед и врубился в туркменов с оглушительным грохотом. Люди что-то кричали, а кони визжали, как безумные. Все это доносилось до меня издалека, как сквозь вату. Я немного пришел в себя, поднялся на ноги, проверил револьвер, саблю, отряхнул от пыли свалившуюся кепи и, пошатываясь, подошел к Хартуму. Конь умирал, пуля попала ему в грудь.

Я остановился, не зная, что делать. Хартум хрипел, дернул несколько раз копытами, тихо заржал, словно прощаясь, а затем затих, и его глаза закатились.

— Как же так, Хартум? — я положил ладонь на его теплую морду. Конь ничего не ответил, он был мертв.

Минуту я посидел рядом с ушедшим другом, глубоко вздохнул, поднялся и осмотрелся — сражение продолжалось, и я должен быть там, среди товарищей, а не здесь, несмотря на потерю.

Слева наша пехота бодро теснила центр неприятеля. Герцог Романовский увел гусар далеко вперед, густо усеяв поле боя вражескими трупами. Вокруг бегало множество бесхозных скакунов. В основном туркменских, и поймать их выглядело той еще задачкой. Я попытался догнать одного, второго, но не преуспел.

Выручили друзья. Послышался стук копыт и ко мне подскакал Георгий Рут с тремя гусарами, среди которых я с особой радостью увидел Снегирева.

— Миша! Ты как, живой? — Рут спрыгнул на землю и подбежал.

— Живой, кажется. Грудь только болит, да в ушах какой-то шум.

— Плевать, пройдет.

— Вот и я так думаю. Коня мне найдите. Надо закончить дело.

Рут