Мастер Альба - Том Шервуд

Он сидел, не видя, но зная, что на него уставлены сотни крохотных глазок, ушек и усиков замолкших с его появлением разнообразных существ. Но этот большой двуногий пришелец не шумел, не гнался ни за кем, не топал, с шумом продираясь сквозь заросли, – а значит, был не опасным.

Когда Бэнсон понял, что, даже закрыв глаза, может сказать, – какие деревья стоят рядом с ним, какой формы листья на окружающих его растениях, – он облегчённо вздохнул и медленно встал на ноги. Он отчётливо слышал лесной маленький мир, в который вошёл. Слышал, что он наполнен голосами и шорохами, – и чувствовал также, что никто не бежит от него прочь, разнося во все стороны тревогу и напряжение. Вспомнив направление, которое указали ему на корабле, он пошёл сквозь густой влажный лес, совершенно скрывающий небо.

Шаг его был размеренным, мягким и неторопливым. Он вдруг поймал себя на мысли, что думает о чём-то далёком, своём, поднятом из глубин памяти, а ноги и тело его, встречая препятствия, преодолевают их легко и свободно, действуя как бы по своей воле. И усталости нет, и тревоги за правильность направления, – хотя минуло часа четыре, не меньше.

Вдруг лес стал редеть, – и вот уже впереди блеснуло синим: он вышел к бухте Адора.

– Вот, – сказал Бэнсон вполголоса, – здесь недавно был Том.

Как и требовалось в такой ситуации, Бэнсон разделил оружие: топор оставил при себе, а ящик с арбалетом уложил под приметный куст и засыпал ворохом листьев. Потом сел на краю обрыва, свесив вниз ноги, и стал смотреть на раскинувшийся внизу город пиратов. Он развязал мешок, достал кусок пресного хлеба и стал жевать.

Бэнсон не был способен к анализу деталей так, как мастер Альба, но спустя время всё-таки обратил внимание на одно обстоятельство, на которое Готлиб Глаз, например, если был в этот миг рядом с ним, указал бы в первую очередь. Этим обстоятельством было то, что ни у одного из пиратов, расхаживающих на берегу, не было порохового оружия. Ни ружья, ни мушкета, ни самого завалящего пистоля. А вот у тех, кто был на палубах кораблей – Бэнсон специально всмотрелся, сузив глаза, – такое оружие было. “Значит, на берегу стрельбы можно не опасаться”.

В зарослях неподалёку послышался шорох: какой-то зверёк просунул мордочку между веток и замер. Бэнсон негромко свистнул и, набрав в ладонь хлебных крошек, осторожно метнул в его сторону, но зверёк шмыгнул назад в заросли.

– Глупыш, – сказал Носорог добродушно, – поужинали бы вместе.

Он сидел, невсерьёз досадуя, что ужин в компании не состоялся, и не знал, что его поступок в эту секунду значил для него очень много. Ходить по лесу он научился, – сейчас это был не тот Бэнсон, который, топая по тропинке в окрестностях Бристоля, давал о себе знать всем на милю вокруг. Но вот чувствовать чей-то таящийся взгляд он ещё не умел. Лишь впоследствии он узнал, что в этот момент в спину ему смотрели четыре внимательных глаза. В зарослях, почти вплотную к нему стояли двое чернокожих мужчин-африканцев. У одного из них был достаточно новый мушкет, у второго – длинная палка, к которой был примотан четырёхгранный остро заточенный шип. После того, как сидящий на краю обрыва поделился хлебом со случайным зверьком, африканцы переглянулись, – один отрицательно качнул головой, – и, невесомо переступив, подались назад, и в полном безмолвии скрылись.

Сидя на вершине скалы, Бэнсон старательно изучал шевелящийся внизу город. Особенно внимательно он следил за строением, в которое наиболее часто заходили пираты. Не было сомнений в том, что строение это служило трактиром, – ещё и потому, что на заднем дворе его темнел длинный ряд винных бочек. Первым пунктом своего визита в Адор Бэнсон наметил именно это строение. Он рассчитывал прийти туда в то время, пока город спит, успеть “вжиться” в него, привыкнуть к пиратским обычаям и манерам.

Расчёт оказался верным. Пиратов в трактире было не больше десятка. Они лишь проводили массивную фигуру вошедшего насторожёнными взглядами и вернулись к своим пивным кружкам. Бэнсон прошёл в дальний угол, сел за свободный столик – спиной к стене, лицом – к центру трактира. Сел, поставил в угол рядом с собой длинный шест с окрестованным чёрным квадратом. Затих. Стал смотреть, слушать.

– Эй, Три Ноги! – крикнул вдруг кто-то из пиратов, и Бэнсон понял, что приглядываются и к нему: – Три Ноги! У тебя новый обжора!

За перегородкой, находящейся позади трактирной стойки, послышался стук – как если бы кто-то быстро стучал в закрытую деревянную дверь, и в трактирный зал выбежал и торопливо направился к Бэнсону бывалый, с могучими плечами пират на двух деревянных ногах и с добавочным костылём под мышкой. Он подбежал к столу, поправил фитиль масляного светильника, наклонился к Бэнсону. Спросил с отчетливым испанским акцентом:

– Оружие есть?

Секунду-другую помолчал и, не дождавшись ответа, спросил снова:

– Ты здесь первый раз? Я тебя раньше не видел. (Угрюмый посетитель молчал.)

– Ужинать будешь? – Посетитель кивнул.

– А деньги? Деньги у тебя есть?

Бэнсон цепким взглядом поймал, как несколько пиратов перестали жевать и, не поворачивая в его сторону голов, явно ожидали ответа. В этот миг одному из сидящих за их столом вздумалось захохотать, и сидящий напротив швырнул в его распахнутый рот кусок какой-то еды. Хохот прервался. Сделано было умело, сноровисто и почти незаметно. Бэнсон понял, что ответ его для гуляющей компании весьма интересен, и отрицательно повёл головой.

– Нет денег? – ничуть не огорчившись, уточнил Три Ноги. – Тогда будешь есть в долг. Но это стоит вдвое дороже.

Бэнсон, соглашаясь, кивнул. Трактирщик обрадованно переступил на одном месте, стукнув в пол костылём, словно лошадь копытом, и продолжил бубнить с резким испанским акцентом:

– Полный обед стоит полпиастра. Но ты берёшь в долг, и поэтому он будет стоить пиастр. Но ты большой человек, ты великан. Одного обеда тебе будет мало. Так что я дам тебе два обеда по полпиастра, и плюс столько же – проценты за долг, и ещё на полпиастра вина, – так что ты мне будешь должен три пиастра.

Бэнсон снова кивнул, и обрадованный Три Ноги убежал, выбивая весёлую дробь, за перегородку. А на смену ему явился скользнувший от кучки пиратов некто оборванный, исхудавший, с виновато-угодливым и очень подвижным лицом, – судя по всему, попрошайка.

– Друг! – задребезжал он надтреснутым, но полным мёда голосом. – Три Ноги тебя хочет бессовестно обмануть! Верь мне. Полпиастра за обед – грабительская цена. Но если даже и так, то два обеда по полпиастра – это целый пиастр. Плюс процент – это два пиастра. Плюс полпиастра вино – это два с половиной. А он назвал тебе – три! Обма-а-нывает!..

Бэнсон вдруг неожиданно для самого себя раскрыл рот и коротко и хлёстко сказал:

– Бабушку свою поучи!

Несомненно, разговор их внимательно слушали, так как после этих его слов компания ночных гуляк взорвалась неудержимым хохотом. Побирушка сник и уковылял в тёмный угол. Оттуда, перекрывая несмолкающий смех, прокричал: