Музыка ночи - Джон Коннолли

Моего имени она не знала, но вполне могла меня описать, а я сомневался в том, что купил ее молчание. Мэггз был сухощав, и, находись мы в трущобах, я мог бы вынести его труп из дома и избавиться от него, но у меня вряд ли получилось бы пройти через улицы Спиталфилдса и Уайтчепела с телом Мэггза.

В дверь постучали. Я решил не открывать, но стук раздался снова. Голос был женский и знакомый.

– Сэр? – послышалось из-за двери. – Сэр, вы в порядке?

А девица из проулка, похоже, соскучилась!

Если ее проигнорировать, то она наверняка вызовет «бобби».

Я поплелся в прихожую и приоткрыл дверь – ровно настолько, чтобы показать девице, что я жив-здоров. Не хотелось, чтобы она сунула сюда свой нос.

Она с облегчением вздохнула и озадаченно посмотрела на меня.

– Я беспокоилась, – сказала она. – Мистер Мэггз…

– Человек с репутацией, – перебил я. – Я бы добавил, что теперь навыки нюхача ему уже не понадобятся.

– А с ним что-то случилось? – спросила она. – Вы ему ничего плохого не сделали?

– Нет. Просто он сейчас, если так можно выразиться, под воздействием…

Я постучал пальцем по горлу, изображая питье. У Мэггза в углу возле кровати пылились бутылки из-под дешевого джина.

Девица понимающе кивнула.

– Ясненько, – протянула она. – Хотя и не знаю, лучше он после этого становится или хуже. Может, никакой разницы и нет.

– Ладно. Сейчас я положу его на кровать и поверну на бок, чтобы ночью часом не задохнулся. А вообще-то, мне пора.

– Вид у вас нездоровый, – заметила она. – Вы не заболели?

– Понятия не имею.

С меня градом катился пот. Я облизнул губы.

– Вы б зашли в «Десять колоколов» – они рядом, – предложила она. – Стаканчик виски вам не повредит. Оплату я беру на себя, за вашу доброту.

Был соблазн отказаться и убраться отсюда как можно быстрее, но пропустить стаканчик действительно бы не помешало, и чего-нибудь поприличней, чем та дешевка, которую хлебал Мэггз. Да и вызывать к себе подозрение поспешным бегством не хотелось.

– От такого предложения отказываться грех, – заявил я. – Сейчас я уложу Мэггза и присоединюсь к вам.

– Вам помочь?

– Не надо, я справлюсь.

– Хорошо. Встретимся внизу.

Я улыбнулся и закрыл дверь. Вернувшись на кухню, посмотрел на Мэггза. А ведь отсюда недалеко до Темзы, подумал я. Можно дождаться темноты и оттащить его к берегу под видом, что его развезло от выпитого, прикрыв ему чем-нибудь лицо, а затем сбросить труп в Темзу. Найдут его, конечно, через несколько дней и изуродованность объяснят пребыванием в воде или следами лодочного пропеллера. Конверт с деньгами я спрятал в карман. Прошу не считать меня за вора: деньги я присваивать не собирался, а решил сдать на хранение Куэйлу. Я не сомневался, что они принадлежали Лайонелу Молдингу. Если их оставить здесь, то они рано или поздно перекочуют в чужие руки. Пускай они будут у Куэйла – он знает, что делать.

Я замешкался. А не обратиться ли к нему за советом и помощью – и поведать ему о том, что стряслось у Мэггза на кухне? Однако я предположил, что он мне не поверит, а то и вовсе сдаст полиции, – и отказался от опрометчивой идеи.

Куэйл был хитер и осторожен, но не сказать, чтобы откровенно бесчестен, во всяком случае, когда речь шла об убийстве. Я верил, что он готов за меня вступиться (он же говорил что-то вроде: «бедный парень, после войны он стал совсем другим»). Может, он согласится ратовать за меня в суде, если до этого дойдет дело, однако он не будет меня выгораживать, если сочтет виновным в убийстве.

Я спустился по лестнице и присоединился к девице, которую, оказывается, звали Сэлли. Мы направились в «Десять колоколов» на Коммершл-стрит. Паб пользовался популярностью из-за того, что его, по слухам, посещали Энни Чэпмен и Мэри Келли – жертвы Джека-потрошителя (пожалуй, и другие окрестные забегаловки могли похвастаться подобными ассоциациями). Обсуждать тему убийств с Сэлли было неуместным. Мы поговорили о ее жизни, деликатно обходя ее нынешний род занятий. Я рассказал ей и о себе, но немного, а своего настоящего имени не назвал. Примерно через час к ней подсели ее приятельницы, и я решил откланяться.

Сэлли была уже под хмельком. Перед моим уходом она меня поцеловала и предложила вернуться к ней в номер. Я отказался, но обещал, что однажды обязательно ее навещу. Впрочем, она сразу почувствовала фальшь и обиженно насупилась. Я даже расстроился. Она оказалась хорошей девушкой, а у меня самого женщины не было давно, еще с прежней моей жизни.

Я положил на стойку деньги и заказал выпивку на всю компанию.

Сэлли смотрела на меня темными, страдающими глазами. Что с ней стало, я даже не представляю, да и поздно об этом думать.

Слишком поздно для каждого из нас.

10

А когда я начал подозревать, что схожу с ума? Вероятно, когда в ванной появилось первая тварь – или когда взорвалась та глыба из звезд, рассеяв вокруг осколки стылой тьмы? Да, именно тогда я по-настоящему усомнился в здравости своего рассудка, хотя для меня те создания смотрелись вполне реалистично. В этом я был убежден.

А может, я сломался, когда пришел к Фонсли и он сказал мне, что со времени отсылки его телеграммы минул не день, а целая неделя? Возможно, и так. Конечно, как раз в ту минуту все и пошло-поехало. Присутствие еще двух членистых ракообразных в меблирашке Мэггза стало прямым доказательством того, что если меня истязает мое воображение, то делает оно это бесповоротно. В общем, так или иначе, но моя связь с реальностью начала слабеть – а по приезде в Лондон все стало только хуже.

Надо сказать, что у меня мелькнула мысль оборвать свое жалкое существование пулей, пока безумие окончательно не погрузило меня в хаос, но я все же одумался.

Кстати, по-настоящему в своей вменяемости я усомнился, когда, взбодренный алкоголем, вернулся в меблирашку Мэггза, думая сбросить труп в Темзу.

Я увидел, что нюхач-книжник исчез. Его тело пропало. Но это еще не все: изменилось само жилье: расстановка мебели, книг и даже планировка. Кухня находилась не слева, а справа. Кровать тоже переместилась.

Часть полок попросту испарилась, а книги теперь стояли ровными, строгими рядами, как костяшки на счетах.

– Нет, – проронил я, – такое невозможно.

Увы, это произошло. Я видел это своими собственными глазами.

Я полез в карман пальто и нащупал конверт.

У себя на ладонях я увидел вдавленные отпечатки от щетки. Перед глазами поплыло, а виски в животе забурлил. У окна находился стул, и я мешковато присел на краешек. Надо собраться. Спустя минуту в тенях проулка я уловил некое движение. Меня скрывала засиженная мухами штора – я сохранял неподвижность и смотрел, как Дануидж, спущенный с поводка своей дочерью, скользнул в ночь.